Сибирские огни, 1968, №3

ства читали. Помню, как один свирепейший фельдфебель отнял у меня книгу и за чте­ ние ее поставил под винтовку, а сам начал читать. Когда я отбыл наказание и н ача­ лась вечерняя поверка, фельдфебель выско­ чил из канделярии и закричал: — Освободить! Но я уж е стоял в рядах, слушая пол­ ковой приказ. После поверки фельдфебель зазв ал меня в канцелярию и сказал: — З р я я тебе всыпал н аряд. Здорово пи­ шет, стерва. Нет ли у тебя еше его кни­ жек? Только не говори, что дл я меня не­ сешь. Передай умело. Фельдфебель готовился в школу прапор­ щиков и не особенно интересовался литера­ турой. Но произведения Горького проняли и этого солдафона. И все ж е подлинный образ творца «Бу­ ревестника» для таких, как я, раскрыла только революция. В один из весенних дней 1917 года группа фронтовиков и сельской интеллиген­ ции провож ала на родину ссыльнополити­ ческих, амнистированных Февральской р е­ волюцией. Это было в моем родном селе, куда я прибыл на побьгвку из армии. Все шли до поскотины с песнями. Теле­ ги остановились на опушке расцветающей березовой чащи. Здесь говорились речи, но они до нас как-то не доходили. Тогда один из ссыльных стал на пень и с подъемом прочитал «Буревестник». Настроение публики сразу приподнялось. И когда телеги, увозившие ссыльных, скры ­ лись в пыли, группа провожавших, человек в тридцать, расположилась на полянке, по­ крытой нежной зеленью. Кто-то попросил присутствовавшего студента-словесника рас­ сказать о Горьком. Студент сделал коро­ тенький доклад. У одной учительницы о к а­ зался с собой сборник рассказав Горького. Публика изъявила ж елание послуш ать чте­ ние. Студент мастерски прочитал «Челка- ша» и «На плотах». Это был день заочной беседы с писате­ лем, которого никто из присутствующих не видал и не предполагал когда-нибудь встре­ тить. 3 В конце 1916 года, когда декабрьская стуж а своим дыханием убивала на лету птицу, в одном из подтаежных сел Енисей­ ской губернии заседал подпольный комитет фронтовиков. Кучка людей только что вы­ несла решение. Она решила этой ж е ночью поднять восстание крестьян против Кол­ чака. Состояние заседающих было не из ве­ селых. Эти люди брали на себя громадную ответственность за исход дела. Каждый знал, что в случае неудачи, в случае р аз­ грома повстанцев белогвардейцами, будут истреблены целые волости, уничтожены лучшие люди деревень. В углу, на низком столике, мигала ке­ росиновая лампа. В полумраке люди к аза­ лись запыленными, как после молотьбы. После того, как они проголосовали, в комнате застыла гнетущая тишина. Только женщина, качавш ая ребенка, тихонько всхлипывала в фартук .и сморкалась. В этот момент выступил назначенный начальником штаба Иванов и сказал: — Товарищи! Когда я сидел в тюрьме и когда было чертовски тяжело, мы всегда читали Горького. Вот сейчас я вам прочту его «Песню о Соколе». Я порядочно про­ читал в ссылке революционной литературы, слушал речи больших ораторов, но оконча­ тельно меня толкнула на путь революцион­ ной борьбы вот эта песня. Басистым, сильным голосом И ванов про­ читал стихотворение. Тягостное настроение рассеялось. В эту ночь повстанческим штабом была захвачена волостная земская управа, а «Песня о Соколе» навсегда осталась с п а р ­ тизанами и вдохновляла их в самые труд­ ные минуты. В деревне, на фронтах гражданской вой­ ны, ш агая по полям смерти, Я урывками читал произведения Максима Горького и будто всегда чувствовал около себя его присутствие. Живописующие, пламенные страницы произведений Горького помогали ближе ощутить мир, понять его, расширяли горизонты, рушили прежние, унаследован­ ные от отцов представления о жизни. Писать я никогда не собирался, даж е по окончании института еще далек был от этой мысли. И, разумеется, увидеть Алексея Максимовича, тем более говорить с ним, совсем не мечталось. Но я стал писать. Конечнр, я не думал, что Максим Горький прочтет мои первые опыты и напишет о них. Теплые упоминания Алексея Максимо­ вича о моей книжке «Борель» явились для меня чем-то невероятным. Горький в пись­ ме к сибирским горнякам обещал выслать им мою книжку, находил ее интересной. В то же время книжка у других критиков получила «раешибательную» оценку. И вдруг человек, к голосу которого прислушивался весь мир, обратил на нее внимание, да еще не один раз. Поверить этому было трудно. Несколько дней подряд я заглядывал в журналы «Н а­ ши достижения», «Резец» и в газету '«И з­ вестия», где были напечатаны заметки Алексея Максимовича. Более желанного судьи представить бы ­ ло невозможно. Горький окрылил, заставил верить в свои силы, приохотил к работе. После этого будто открылась новая полоса в мо­ ей жизни. Еще большей неожиданностью явилось письмо Алексея Максимовича из Италии. В Сорренто я послал ему, правда не без колебаний, вторую книжку «Саяны шумят». Ответа ж д ал и не ж дал, по крайней мере прямого в свой адрес. Но Горький и тут изумил. Ответное письмо он послал в Иркутск