Сибирские огни, 1968, №3
новенным знакомствам — вплоть до «Витторио-Эммануэле», короля Италии,— Горький с интересом взглянул на вошедшего. Перед ним был сейчас третий из «собратьев-самородков» России — прославленный книгоиздатель Иван Сытин. Широкая известность роднила три имени: Горький — Шаляпин — Сытин, как бы олицетворявшие талант и силу русского народа. Два из этих имен гремели уже на весь мир, третье — Сытина — знали в самых сонных, самых темных уголках земли российской. Сын костромского крестьянина, Иван Сытин рано встал на собст венные ноги. Побыв несколько лет в учениках у книготорговца, он соз дал широко разветвленную сеть книгонош-офеней. Эта сермяжно-ла потная молодь разносила по стране начатки книжной, печатной культу ры, от лубочных притч и сказок — до Пушкина, Гоголя, Некрасова, а позже — и Льва Толстого! Снабжая эту огромную армию все более цен ными и полезными изданиями, Иван Сытин стал со временем крупней шим издателем дореволюционной ■России, а кроме того, и владельцем распространеннейшей газеты «Русское Слово»... Старый строй ощущал в нем врага, и дело дошло до того, что в де кабре 1905 года была сожжена большая московская типография Сытина в Замоскворечье — ее сочли рассадником крамолы, оплотом первод рос сийской революции. Алексей Максимович знал обо всем этом. С этого и начался сейчас их разговор. — Горячие были денечки, что говорить,— не спеша подхватил напо минание Сытин.— Самое дикое заключалось в том, что поджигать-т» мою типографию было приказано... п о ж а р н и к а м ! — Самое дикое и горестное было то, что пожарники приказ этот вы полнили,— промолвил Горький,— Властители всех времен, как правило, расчеты свои строили как раз на этом — народ подавлять его же руками... Ценя книгу, как одно из величайших чудес мира, как одно из вели чайших достижений человечества, Горький встретил тогда весть о сож жении типографии Сытина, как тяжкий удар, как нечто такое, что уж ни как нельзя было извинить старому строю, объяснить хотя бы. Когда он сказал об этом гостю, тот, однако, неожиданно засмеялся. — Напрасно так близко к сердцу приняли, Алексей Максимович! — ласково-смешливо ответил он.— Помните у Грибоедова замечательную строку про сожжение Москвы: «Пожар способствовал ей много к укра шенью!» Ее можно вполне применить и к моему случаю... Заказы удвои лись, кредиты утроились. Невзирая на все правительственные нажимы и репрессии, дело мое пошло куда как ходче, на удивление и самому мне, да, вероятно,— еще больше — и властям! Удивлен был, несколько, и Горький: ! — Рад это слышать, Иван Дмитриевич... А слух шел, что даже за голову вашу награда была назначена этими самыми властями. Сытин опять усмехнулся: — Если и была назначена, то не великая... Не чета той, в какую вас тогда оценивал сатрап Дубасов, как чуть ли не «красного главнокоман дующего»— по их догадкам. Алексею Максимовичу опять живо, ярко вспомнились те, уже до вольно далекие дни, когда ошалевшее императорское правительство пе репутало его с пресненским вожаком красных дружинников Михаилом Золиным, случайно и неосторожно взявшим революционную кличку «Максим Горький»! Оказалось, что Сытин не знал всех подробностей и, как многие, тоже считал Алексея Максимовича одним из непосредст венных руководителей восстания Пятого года...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2