Сибирские огни, 1968, №3

— Никак нет,— сказал Прохоров.— Далёко бомбит, аж на стан­ ции.— Серия ударов потрясла стены ледника.— Кило по двести пятьде­ сят кидает, а то и потяжельше. Они стоя пережидали налет. Даша притулилась к Фросе и сказала тихо, щекоча губами ухо: — Меня в госпиталь зовут. На сестру выучить хотят...— Фрося как будто не поняла ее.— Ехать с ними зовут. — А колхоз? — шепотом спросила Фрося. — Нужная я колхозу, как же! Всем поперек горла стою. Снаружи долго не доносилось ни звука, и Прохоров, поднявшись по осклизлым, выложенным кирпичом ступенькам, открыл дверь. Люди увидели голубое в белых мазках небо, в затхлость ледника ворвался теплый воздух. Даша и Фрося вышли последними. — Уйдешь к ним? — спросила Фрося. — Пойду! Пойду! — Даша бросилась к ней, лбом, щеками елозила по ее ватнику, винилась в измене.— Страшно, а пойду. Скажу себе, нет, не ходи, Дашка, а ноги сами меня понесут... Глянула б ты, какие они бе- долашные, порванные, побитые, а ни один не крикнет, не заплачет...— Говорила и сама верила, словно забыла вчерашние стоны, крики и проклятья. Фрося шла с ней в обнимку, потерянная, видела не поголубевшее небо, не госпитальную повозку, которую грузили разрубленными туша­ ми, а клубы горящей нефти, перрон в битом стекле, квадратный, при­ крытый шинелью обрубок. — Гляди, Даша! Одумаешься, а поздно будет: разлучимся на,шля­ ху, и — навеки. — Я с военными до хаты скорее приду, в Зеленый Гай,— сказала Даша.—Может, мать живую увижу. Они снова кинулись друг к другу на грудь, бормотали невнятное; Фрося жалела Дашу и завидовала ей и в душе кляла себя за то, что ее мать не где-нибудь под немцем, а близко, в обозе, но живут они как чужие. Налеты участились. Случалось, бомбы падали словно из-за обла­ ков, неприцельно, еще до сигнала тревоги: одна из таких бомб ударила в отару и ранила Ткачука. Осколки перебили ключицу, пробили легкое. Ткачука унесли в госпиталь, на третий этаж, где лежал Дашин первый раненый, все еще ухватившись руками за края кровати. В сумерки заехал пехотный командир. Он обругал Сагайдака, ска­ зал, что надо уходить сразу, не дожидаясь ночи. В подсобке, на остыва­ ющей плите, он развернул карту и показал, как им лучше уходить,— сначала вдоль шоссе, потом левее — лесом, холмами к броду, который он пометил красным крестиком, в двенадцати километрах выше пере­ правы, ее бомбят и ночью, а бродом можно проскочить. — Нам бы еще трое суток,— канючил Сагайдак, будто загвоздка была не в немцах, а именно в командире полка.— Трое суток, и все наладится. Их слушали люди, наполнявшая темный коровник скотина тоже примолкла. — Не рискуй людьми, Сагайдак! — Люди скотину не бросят. Я ж их не понуждаю.— Он осторожно выбирал слова.— Вы у них спросите. Может, обойдется, а? Он таки вывел из себя командира, допек, как умел только он. — Ты брось! Думаешь, у меня шпалы в петлицах, так я все знаю?