Сибирские огни, 1968, №3
— Еще ты жизни не знаешь, Косова,— вздохнул Сагайдак,— Были бы они голодные, мы и всем колхозом, и при Грише Ковале, скотину не уберегли бы. Сбили б двери и повели под нож. Ты такое дело учти,— продолжал он ровно, необидчиво, отодвинув тарелку с недоеденным мя сом, поднял с пола упавшую ложку и вытер ее полой шинели.— Учти, Косова: наш гурт в котел уложить до последней скотины — пустяк дело. И недели не проживем, як одна опись для Шпака останется и копыта. Начни резать, и остановки не будет. Зъидять и в норму, и сверхнормы, и про запас, а что похуже — покидают, бери, кому не лень! Собака ухва тит и то дело, и она живая душа. А по весне чем армию кормить будем? А на ту зиму? — На ту зиму дома будем,— сказала Даша. — А хоть и дома! — Не очень он в это верил, но спорить не хотел.— А хотя бы и дома: корова не бурьян, на голом месте не вырастет. Рань ше, Даша, и я так располагал, что скоро обернемся, а мы, видишь, далёко заходим, если немец обратно шагом пойдет, долгое дело будет. — Показал бы немец спину,— сказал Зозуля уверенно, со спокойст вием сытого человека,— а там побежит! — Зозуля воевал в первую ми ровую совсем не долго, и ранило его у своей же неисправной пушки,— он упал с кровавым, освежеванным лицом, и вроде ослепший. Но глаза уцелели, а лицо осталось в тяжелой пороховой просини, и это давало ему право судить о военных делах.— Главное, завернуть его спиной,— развивал он свою мысль,— так чтоб все — и солдат и охфицер,' и генералы чтобы все ж... до нас стали. Тогда бей та гони, в хвост и в гриву! Картина была яркая, набросанная несколькими доступными штри хами. Сагайдак так не умел, он все старался убедить логикой, разумны ми доводами. А Зозуля увлек их, и всем показалось, что, может, это не такое уж немыслимое дело, повернуть немца спиной, может, они и до живут до этого. — Бери, Дашка! — Фрося снова протянула ей миску. Даша вышла из коровника. Холмистые дали были по-осеннему ясны, прозрачный воздух позволял видеть далеко вокруг: огромные скирды, сложенные как и в Зеленом Гаю, участок шоссе между пологими скло нами, серые избы среди редких с оголенными ветвями деревьев и зда ние десятилетки, почти скрытое возвышенностью. Стояла уже непривыч ная для слуха полуденная тишина, далекие машины проскакивали по шоссе беззвучно, изредка слышалось блеянье овец, рассыпавшихся по противоположному склону холма. Скрипнула дверь коровника. Не оборачиваясь, Даша по легким ша гам угадала Сагайдака. — Сбегала бы в госпиталь, Косова, а? — сказал он. — А чего я там не бачила?! — Нехай берут прирезанных, нам же всего не зьисть.—Он подошел ближе.— Ночью смотреть надо, успеть прирезать, чтобы не дохлятину исть. А живой скотины не дадим. Без меня чтоб не резали- Зозуля, дай ему разгуляться, прирежет, выбракует... Только ты их научи: ящурное мясо долго варить надо, чтобы аж с костей падало. Сагайдак снова становился скучным, занудным, но Даша не дума ла об этом; сейчас она побежит в госпиталь и не с пустыми руками. — Может, и резать не придется,— щедро сказала она.— Может, на поправку все пойдет. * — Телок еще потеряем штуки четыре, я их смотрел. Прынцессину дочку, Красавку жаль, она б саму Прынцессу перекрыла.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2