Сибирские огни, 1968, №3
И голос Горького слегка дрожал, когда он читал: — «Глаза ее, насквозь промытые слезами страданий, снова были изумительно ясны, снова цвели и горели синим огнем неисчерпаемой любви». «...Новый житель земли русской, человек неизвестной судьбы, лежа на руках у меня, солидно сопел... Плескалось и шуршало море, все в белых кружевах стружек... Шеп тались кусты, сияло солнце, перейдя в полдень... ...Море шумит, шумит...» Минуту, две, все молчали, будто всматриваясь в нарисованную пе ред их внутренним взором картину. Первым нарушил молчание экспансивный Коцюбинский: ' Да это гимн! Гимн вечно обновляющейся, неисчерпаемой жизни! Бунин сказал мягко, задумчиво: — К этой новелле просится эпиграф — «Не одна во поле дорожень ка пролегала...» Мария Федоровна медленно повторила: — «Не одна во поле...»? Но ведь именно эту песню пел тургеневский герой Яков в незабываемых «Певцах»,— и с просветлевшим внезапно лицом обернулась: — Уж не хотите ли Вы сказать, Иван Алексеевич, что новелла «Рождение человека»?.. — Вот именно. Вы угадали. Именно это я и хотел сказать.— И лег ко поднявшись с кресла, шагнул навстречу Горькому. — Дайте, я обниму вас. Ваша взяла! • И если в «Певцах» слезы выступили у побежденного, растроганно го рядчика, то сейчас был до сердца тронут победитель. Бросив на стол листочки рукописи, Алексей Максимович резко встал^ протянул обе руки к Бунину, на мгновение прижал его к груди: — Спасибо, спасибо, друг и товарищ!.. Лучшей похвалы я никогда не слыхал и вряд ли услышу! Коцюбинский, улыбаясь, глядел на них: — Позвольте и мне пожать вам руку, Алексей Максимович. У Марии Федоровны предательски заблестели глаза, а голос зазве нел молодо и горячо: — Вы и в этом проявили себя великим мастером, Иван Алексеевич! Мастером деликатности! Того, что хотелось бы назвать «сверкающей скромностью!» Спасибо вам, конечно, за эту тонкую по хвалу, но я, признаться, не ощутила явной победы Горького! Прежде всего — ведь у вас как-никак— повесть, а у Алексея Максимовича все го лишь новелла. Очерк, даже... такой маленький...— и умолкла, не найдя нужного слова. — Брильянт тоже мал, дорогая Мария Федоровна,— сказал Бунин и поцеловал ей руку. 2 — Вот и привелось свидеться...— прозвучало над распахнутой ка литкой. Иван Ладыжников, сам немалого роста — с оттенком почтитель ности подталкивал еще более высокого, крепкого сложения человека лет шестидесяти. Сюртук-визитка, мягкая фетровая шляпа над широ ким, чуть скошенным лбом, никакой палки или трости в руках, совсем еще не старческая осанка. — Знакомьтесь — тезка мой Иван Дмитриевич Сытин...— предста вил Ладыжников, и даже привычный ко всяким редкостным, необык
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2