Сибирские огни, 1968, №3
Носилки были на диво легки, и, вспомнив Фросин рассказ о лейте нанте, которому бомба оторвала ноги по самый пах, Даша не решалась поднять глаза,— она видела лишь серую кромку носилок и собственные туфли, грузнувшие в глинистом месиве. Когда они стали подниматься по лестнице, тело раненого подвинулось вниз, из-под шинели показались желтые ступни, и Даша облегченно перевела дух. Руки его тоже были целы и держались за края носилок. Раненый был маленький, ступни и пальцы рук поражали мертвенной желтизной, и монотонное, маятнико вое движение зрачков в щелях глаз казалось не живым, а механическим от покачивания носилок. Школьный коридор гудел; отрывистый говор, стоны, скрежет перед вигаемых кроватей, треск разрываемых бицтов, стеклянное позвякива ние наполняли коридор и классы с распахнутыми дверями. «Санструк- тор! — жалобно звал лежавший в конце коридора казах.— Санструктор! У-у-тичку-у! У-у-тичку, санструктор!..» В классе, куда вошла при носилках Даша, лежал кто-то. Над его огромной, в окровавленных бинтах грудью хлопотал врач, сестра утира ла марлей розовую пену, выступавшую в углах его хрипящего рта. Д а ша помогла санитару переложить на кровать легкое тело раненого и вышла, не решаясь смотреть туда, откуда рвались хриплые, булькаю щие звуки. В коридоре санитар задержался, прислонил к стене носилки и, за драв полу халата, вынул из кармана жестянку с прпиросами. — Чудной на тебе халат,— сказал он, закуривая в ладонях, как на ветру. На Даше синий линялый халат, брошенный кем-то из совхозных доярок. Она постирала его и надела пбверх плюшевой кофты, чтоб не пачкать ее при больной скотине. — Вроде не видал я тебя прежде? — щурился от дыма санитар.— Прикомандированная, что ли? Разговор его был совершенно домашний, будто не он доставил в палату обреченного смерти человека. Его глаза с ленивым интересом скользнули по фигуре Даши вниз, к изодранным чулкам, к облепленным глиной туфлям. — Ты какой части? — Широкоскулое лицо и карие в красноватых, голых веках глаза не выражали, в сущности, интереса. Он отдыхал. — Колхозная я,— сказала Даша.— Деревенская. — Все мы одного корня; а нынче ты у кого под командой? — Я и теперь деревенская. И верно: голова ее повязана темным платком, спадающим на грудь и за спину. — А к нам как залетела? — удивился санитар. — Бач який! — вспыхнула Даша,— Сам запряг меня, а теперь допы- туется! — Прохоров! — строго окликнули санитара, и он качнулся от сте ны, ловко уронил окурок под каблук, затер его и схватился за носилки. Даша успела рассмотреть высокую, худую фигуру военврача, глаза за очками в темной оправе, удивленно задержавшиеся на ней, черный клинышек волос от виска к скуле. Они поспешили вниз. На дворе потеплело, улегся ветер, в наступаю щих сумерках яснее слышался шорох дождя. В кузове полуторки лежал солдат с открытыми глазами, и, спускаясь не раз на школьный двор, Даша недоумевала, почему его не берут в палату, дивилась его непод вижности и терпению. Она подошла ближе и увидела, что запавшие глазницы налиты водой: вода укрыла ресницы и веки, зеленоватое, с
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2