Сибирские огни, 1968, №3
дак.— Нельзя тебе. Они вашу нацию, Лазарь, вовсе не признают, всю, до корня быот. И бабке помощь нужна, а ты Веру одну бросаешь! Лазарь смолчал: чувство благодарности пересиливало все осталь ное, оно было щедрым и самозабвенным, до угнетенности. На гарбе Крав- ченков теперь его дом. — Ну, Фрося, думай, пока время есть,— сказал Сагайдак, поджи дая вместе с девчатами обоз.— Может, с матерью поедешь? Набедо валась она в чужой хате, без ласки, без доброго слова. Может, разве дет нас война, аж до конца, так что и не встренетесь. — Нехай по своему живет! — сказала Даша.— Не заедайте вы ее. Сагайдак неуверенно покосился на краснощекое лицр Даши, кото рое недавно казалось ему почти детским. — От кого ты злости набралась, Дашка?! — От вас! — усмехнулась, она.— От доброты вашей! Воз Ковалей остановился у межевого знака, за ним встали все. Фрося видела, что Настя сошла на луг, побродила, и встала, прислонясь к грядке гарбы спиной. Сошлись в кучу правленцы. От обоза бежали бабы поближе к гур там, которые тоже тронулись с места и брели по направлению к совхо зу. Хозяйский, тоскующий взгляд отыскивал свою скотину в понуром сгаде, среди отощавших животных. Иные коровы еще хромали, припа дали на ногу, только немногие, первые оправившиеся от болезни, пыта лись бежать рысцой, но, стиснутые гуртом, утихомиривались. Надсадно, лающе кашлял Гордиенко,— он простыл, исхудал, под сивым волосом на щеках горел больной румянец. — Чего балакать? — сказала Ганна, хотя все умолкли, провожая взглядом стадо, а деда скрутил приступ кашля.— Ехать надо, пока вид но, и так припоздали. — Командуй, полковник! — хрипло сказал Гордиенко,— Не расхоло- жуй войско. Чудно выглядел Сагайдак в мазутной шинели и солдатской ушан ке, среди деревенских платков, ватников, плюшевых жакетов и накину тых на плечи овчин. А Шпак хмурился, отворачивал розовое девичье ли цо, топтался в сторонке, будто намекая, что он может и вовсе уйти, если его обидят. Шпак знал, что Фрося остается при скотине и решил не рас ставаться с ней, чего бы это ему ни стоило. — С обозом Шпак пойдет за главного,— сказал Сагайдак. — И не думай! Гордиенко предчувствовал, что его обойдут и главным в обозе на значат кого-нибудь другого, но смекнул, что могло быть и хуже, могли поставить над всеми Ганну Коваль, беспартийную бабу, такая обида была бы посолонее. Шпаком он будет вертеть, как захочет, а Ганной не покомандуешь. — Одна кандидатура — Шпак,— поддакнул дед.— Не Зозулю ж ставить. — А я самоотвод беру! — Не уважим! — сказал Гордиенко.— И не мечтай! — На это дело вы меня не приоилуете!— Шпак обиженно переста вил деревяшку, будто искал более прочную точку опоры: — Могу из кол хоза выйти... Он выдержал долгий взгляд Ганны, но когда и Фрося уставилась на него с тревожным удивлением, угрюмо потупился. — Партбилет положишь! — завопил дед обрадованно. —; И положу! — Он не даст вертеть собой, не позволит, чтоб его от правили с бабами,' будто на смех, как инвалида.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2