Сибирские огни, 1968, №3

ния, возможно, нашла какой-то неожиданный отзвук в ее сердце, раз ­ будила какие-то ослабевшие, дремавшие воспоминания или ассоциации хотя бы? — Превосходно, Иван Алексеевич! — твердо, отчетливо произнесла она, и Бунин благодарно заулыбался ей. — Ну, а что найдете возможным сказать вы? — с особенной своей дружеской учтивостью обратился он к хозяину дома. — Что ж тут много говорить! — Горький встал и прошелся по ком­ нате.— Рука мастера, подлинного мастера, неоспоримого!.. — А вообще-то,— вдруг посуровел он.— «Суходол» ваш — жутко­ ват... Слушал, и казалось мне, что есть в нем нечто от заупокойной ли ­ тургии... — Впрочем,— прервал он сам себя,— нам, как участникам нечаян­ ного этого турнира, пожалуй, не след пускаться в разбор друг друга прежде слушателей... И, откашлявшись, начал читать свою новеллу «Рождение челове­ к а »— первую в только что законченном цикле «По Руси». Он читал как всегда глуховато, но совершенно отчетливо, внятно, с особенным для многих загадочным артистизмом, с неназойливым, под­ час неуловимым подчеркиванием, делавшим почти рельефным его сло­ весный рисунок. Яростный враг нарочитости, декламационности, патетики — он забо­ тился только о том, чтобы рожденный им, дорогой ему образ не остался незаслуженно незамеченным, чтоб даже в богатом красками и оттецка- ми полотне он выполнил назначенную ему задачу — как в многозвучной симфонии вдруг вырывается какой-нибудь короткий вскрик флейты или проникновенная мелодия скрипки... «...Превосходная должность — быть на земле человеком; сколько ви­ дишь чудесного, как мучительно-сладко волнуется сердце в тихом восхи­ щении перед красотой!, Ну да, порою бывает трудно, вся грудь нальется жгучей ненавистью и тоска жадно сосет кровь сердца, но это — не навсегда дано, да ведь и солнцу часто очень грустно смотреть на людей: так много потрудилось оно для них, а не удались людишки... Разумеется, есть не мало и хороших, но их надобно починить, или — лучше— переделать заново»,— читает Горький. — «Переделать людей заново»? — как это неожиданно. Какая сила, увереннбсть за этими словами!.. Бунин взглядывает на слушателей — Коцюбинский подался вперед и так напряжен, будто старается проникнуть в какой-то глубинный, осо­ бенный смысл всего услышанного; покрылись смуглым румянцем щеки Марии Федоровны, отчего бархатные брови кажутся еще темнее. Мель­ ком улыбнулась — ну да, эту историю Алексей Максимович уже расска­ зывал однажды и еще тогда пообещал Бунину непременно увекове­ чить ее в одном из своих произведений. Странное дело — речь идет о событии, которое, пожалуй, не может являться темой для искусства — в муках и страданиях рожает женщина. Художник не уходит от жестокой правды: «Баба извивалась, как береста на огне, шлепала руками -по земле вокруг себя и, вырывая поблекшую траву, все хотела запихать ее в рот себе, осыпала землею страшное, нечеловеческое лицо, с одичальными, налитыми кровью гла­ зами». ‘ Д а , ' в муках и страданиях рождается новый мир. Но мрачная картина мук роженицы меркла перед величием души Матери. Ее всепобеждающей любви к ребенку.