Сибирские огни, 1968, №2

Д ро ва л еж ат на улице у нас, Поленница обсохла еле-еле (Мы крышу сколотить над ней хотели. Д а так и не успели в этот раз). Он припоздал, дорожный мой пирог. Он в полотенце запеленат туго. Его весь строй передает друг другу, Пока он попадает в мой мешок. Уже с трибуны кто-то речь ведет. Трибуна эта наспех сбита грубо. Вздыхают тихо духовые трубы. Готовые напутствовать в поход. Минута, две минуты. Сколько глаз! О, как они, девчонки наши, близки — По-женски, нет, почти по-матерински Они глядят в молчании на нас. А там, в мешке, к спине, наверно, лег — Так к печке прислонялся я спиною! — Домашнее, знакомое такое Свое тепло мне отдает пирог... * * * Д о пристани дорога шла горой. Я помню, как тут просеку сквозили, Как рвали пни и как песок возили Почти что перед самою войной. А вдоль нее — не тронут лес, тайга. И на тропинке хвойной не пробиться. З а нашим строем — все хотят проститься! Идут, толпясь, и просека узка. Все говорят и говорят кругом. Все спрошено, все сказано, все ясно, И говорить уж , каж ется, напрасно, И кто-то предлагает: запоем? „Россия, любимая земля , Родные березки и поля...“ Земля в тот день подсохла, чуть дымит. И не березы машут нам ветвями — Когда смолкаем, слышно, как над нами Седой кедрач шумит, шумит, шумит... * * * Мне не забы ть, наверно, этих дней. Уж столько лет, а все передо мною