Сибирские огни, 1968, №2

— И там наступали,— сказал Сагайдак.— Многое припомнить мож­ но, хотц Наполеона, хоть турков. То история давняя, а я про нашу на­ родную власть говорю. Трудно нам, отступленье идет, а отступать'всего хуже. Теперь нам работать надо, как еще мы и не работали, и жизни на фронте не щадить. И голодом сидеть нам не привыкать, продержимся. Сильный, видно, фашист, много он солдат и машин собрал, такого на людской памяти не бывало... — Фактор у него, Петя! — вмешался Гордиенко, гордый, что может поучить парторга.— Он прямо ночью и ударил. Отступать будем, аж по­ ка фактор у него с кровью не выбьем. — Ох и языкатые ж дурни! — крикнула Настя. Ее сердило спокой­ ствие Сагайдака среди горя и слез, захлестнувших мир, горя, которое она чуяла нутром, бабьим сердцем, как чует опасность лесной зверь, сердил необидчивый взгляд его серых глаз и хвастливое, красноватое, з седых бережках лицо Гордиенко.— Скачи на войну, Сагайдак, и деда прихвати, может, в паре кончите немца! — Чего ты кричишь!? — напустилась на Настю Параня Косова; р а ­ зумные слова Сагайдака хоть немного успокаивали ее, а Настин крик будоражил, взвинчивал нервы.— З а кого глотку рвешь? Кто у тебя на фронте? — Не надо мне никого,— ск а з ал а Настя, сникая, с глухой печалью, будто увидела в выпуклых глазах Косовой безумную силу, которой бес­ полезно сопротивляться.— Сколько их там, бедолаг, на фронте, все мои... З а каждого сердце болит... Сухие шероховатые губы подрагивали на скуластом лице Насти, серые крапчатые глаза, по-калмыцки неглубоко врезанные в медь лица, жили словно отдельно от житейской суеты, от видимого мира. И Д аша Косова в странной отрешенности смотрела на всадников, на стоявшее чуть ли не в обнимку семейство Ковалей, на статного Горовенко в смуш­ ковой шапке, в пасмурное небо. Медлительная мысль, все еще стисну­ тая горем, не поспевала за людьми, не проникала в подспудную их жизнь. — Как жить будем, бабы! — закричала дурным голосом Анисья Костерина. Она бросилась к Миките, лошадь под ним шарахнулась, и Анисья, падая, ухватилась за ногу мужа.— В родной хате и то страшно, а мы ж на шляху! — Господи! Господи, боже праведный! — причитала маленькая Гре- бенюк; в отдельности ей никого не было жаль, она не видела беды з том, что и другие бабы поживут без греха, как жила она уже много лет. Но сердце само собой откликалось на общее горе, под низким, давящим небом затруднялось дыхание, хотелось выплакать не только сегодняш­ нюю боль, но и все былые страдания и обиды. — Сами в пекло лезут! На смерть идут! — Бегут мужики — легкой жизни захотели! — Дойдем до места, станем я?< люди жить, нехай тогда военкомат и берет! Бабы бросились к новобранцам, цепляясь за уздечки и стремена. Скоро один Горовенко остался в седле, конь нервно переступал под ним, напуганный криками, становился на дыбки, хлопец отъехал в сторону, раздумывая, спешиться ли ему или всем на удивление ускакать в воен­ комат. Гул стоял над табором. Бабы до хрипоты доказывали мужикам, что они поступают и не по закону и не по совести, что колхоз отдал все — одни на фронте давно, других немец в селе замучил, осталась кучка му­ жиков, пусть доведут колхоз по маршруту, а там видно будет,— и за Д о