Сибирские огни, 1968, №2
Со Шпаком она прежде вела торговые расчеты: важно, торжествен* но, как отправляют церковную службу, и почитала его первым челове ком в правлении. Никто не вызывался. Шпака угнетало наступившее молчание. По- дурному все вышло: о нем разговор, а он стоит в бричке, как на помо сте, будто и правда торгуют бычка, а бычок увечный, на грязной дере вяшке, и люди опасаются обидеть его и молчат. Он терпеливо ждал, когда раздастся глуховатый, грудной голос Насти и она пригласит его. Прибавит что-нибудь посолонее, и люди от себя накидают всякой вся чины — и пусть, пусть посмеются, его не убудет. Люди помалкивали, глядя, как багровеет борцовская шея Шпака, как заливает краска его округлые, нежные щеки. Он почувствовал себя неуверенно, будто закружилась голова или бричка стронулась с места и при пустых оглоблях покатилась сквозь толпу и никто не схватится за крыло или оглоблю, чтоб не дать Шпаку пропасть. — Эх, бабы, бабы! — весело выкрикнул Коваль.— Тёхи-тетёхи, не знаете вы своего счастья! Ему жаль было окаменевшего в бричке Шпака, обидчивого, пришло го человека, присланного к ним после курсов, по распределению. А у людей будто язык отнялся. Фрося стояла чуть позади матери, смотрела в ее высокую, в коричневых морщинках шею, в узкую спину, обтянутую влажным лиловатым сатином, вдыхала запах материнского пота и чувствовала, как в ней поднимается злость против матери. — Прибивайся к нам,— предложила Ганна Коваль, когда молчание стало невыносимо для всех.— Мы не против. Накормим и досмотрим. — Спасибо,— сказал Шпак покорно. Не мечтал он коротать вечера у закопченного казана Ковалей,— председатель и так сидел у него в печенках — но делать было нечего. Толпа облегченно загалдела, Фрося убежала в кусты, а Коваль сказал радостно: — Слазь, Шпак... Может, теперь и мне амнистия засветит: то Ганпа на одном коне ездила, а теперь в паре потянем. — Ледащие кони, хоть и в тройке, доброго воза из болота не вы тянут,— откликнулась Ганна беззлобно. С той поры, как вернулся Илья, Ганна искала случая угодить му жу, загладить свою невольную вину, когда она оттолкнула Лазаря . Те перь случай явился, и Коваль был доволен, хотя за минуту до этого и не помышлял о прибавлении семейства. Быстро устроилась судьба двух других бобылей: Хомича, бригадира овощеводов, взяла родственница, Параня Косова, в девичестве тоже Хо- мич (Хомич был на все руки мастер, а лучше всего катал валенки, он и колодки захватил с собой в дорогу, а шерсть шла рядом, на о вц а х ); над глуховатым шестидесятилетним Ткачуком, который и в старости не выбился в люди, а все бегал на «затычку» — то на мельнице, то при те лятах, то у силосных ям,— сжалилась его соседка по селу Анисья Косте- рина. Аукцион налаживался. — Теперь Сагайдак,— Шпак недобро смотрел в воровато забегав шие серые р а з а Насти,— Ну, Тарасова, приглашай Сагайдака,— сказал он вызывающе. А Настя растерялась, оглянулась в поисках Фроси, чтобы хоть для вида посоветоваться с дочкой, и, не найдя ее, пришла в замешательство. Откуда ты такой разумный взялся! Видали, очи вылупил! за- кричала она — Сагайдак начальство, нехай сам и назначает! — Мне и в бричке добре,— сказал Сагайдак. Нет, хитрит Сагайдак. Толпа зашумела:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2