Сибирские огни, 1968, №2
— Фрося! Я швидко,— возбужденно кричала она.— Оббе побежим. Пеструшку гляди... чтоб не упала. Тут кручи есть. Фрося! Фрося!.. Вечерело. Затихали голоса на реке. Д аша остро ощутила надвигаю щееся одиночество, первое прикосновение вечерней прохлады и тоже по плыла к берегу. Шли напрямик, через кустарник, на гул табора. Ветки ударяли Н а стю по лицу, но она не обращала на них внимания, прислушивалась к людскому гомону и взрывам смеха. Ей казалось, что они опоздают, при дут к шапочному разбору, когда всего только и останется что несколько ледачих, зажившихся на свете стариков. — У Пеструхи вымя порожнее,— говорила она, задыхаясь, поспе вая за Фросей.— Плохо ты ее глядишь. — Хватит нам молока, и не выпьем. — Охрименки полведра за один раз от Зорьки берут, а Пеструшка пустая. Спортят корову в стаде. Ты б ее при себе держала. — Я ж за гуртом смотрю. Я их всех люблю. — На всех сердца не хватит! — Она нагнала дочь, заглянула в тре вожные глаза — два серых камешка на обожженной глине лица.— Ты чего за мной прибегала? — Пусть Шпак к нам идет,— смутилась Фрося. — Зачем нам, доню, калека?! Фрося подняла на мать глаза: недобрые, полные еще незнакомой Насте враждебности. — Не пойдет к нам Сагайдак, мамо. И не надейтесь. Поредел кустарник, на них надвинулась шумная толпа, и посреди толпы оказался не Коваль, и не Сагайдак, а взобравшийся на брич ку Шпак. — ...У нас, холостяков, невозможная жизнь.— Его высокий тенор звучал требовательно и резко.— А люди — хорошие, работящие, и немо лодые есть, им никак не управиться. Гордиенко, Хомич, Зозуля... — Разбирайте нас, бабы,— закричал Гордиенко,— бо помрем чи во- ша нас зъисть! — Хочу самостоятельно жить!'— отозвался Зозуля.— В неволю не пойду. — ...Оборвались мы,— продолжал Шпак,— горячее не всякую неде лю видим. Гляньте на Сагайдака, похудал, аж высох... — Он по Насте сохнет! — выкрикнул кто-то из толпы. Все увидели неподалеку от Сагайдака Настю, с потемневшими от воды волосами, в прилипшем к телу платье. — Будете брать, бабы? — спросил Шпак.— У меня и список гото вый, могу торга открыть. — Счетовод. У него аж горит в руках! — Як бычков торгует! — Не прогавьте, бабы, бо поздно будет! — Ну? — повеселел и Шпак.— Читаю список! — С обратного конца давай! — предложил Гордиенко; он хоть и хо рохорился, а сробел напоследок. — Можно и с обратного,— сказал Шпак нерасчетливо и тут же запнулся: — Шп-а-ак... — Не слыхать! —• Давай в голос! — Шпак,— повторил счетовод.— Ну, я. — Видный жених! — пробормотала старуха Гребенюк в неожиданно притихшей толпе.— Его любая семья возьмет.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2