Сибирские огни, 1968, №2

Старуха всякий день спрашивала о сыне и чаще не в пути, когда скрип колес и тяжелый, пополам с пылью, воздух глушили голоса, а на привалах или бессонной ночью, когда не только голос глухой старухи,, но и шепот, и вздох разносятся до дальних возов. И в темноте все зати ­ хали, ждали, что ответит Вера, сколько хватит ее сил и терпения. Что ж ты молчишь, Верка? Где Семен? — Воевать пошел, мамо...— Вера повернулась лицом к старухе, чтоб не кричать. Все ждут: сейчас старуха скажет, что Семен у нее последний, един­ ственный, а одного и при царе в солдаты не брали. Но на этот раз мыс­ ли старухи текут по другому руслу, может быть, тому виной клонящийся к вечеру тихий августовский день, голубая бескрайняя благодать. — Мужики спокон веку на войну ходят, а не будь того, вся наша земля давно под чужинцами была бы...— Лицо темное, в сухих морщи­ нах, будто не живое, но в круглых желтоватых глазах идет трудная уже для старухи работа мысли: Спокойствие сменяется озабоченностью, ее гнетут воспоминания, опускаются и ползут вверх складчатые голые ве­ ки, и снова ее тревожит сын,— Вернется... Бог у меня всех прибрал, а Семен живой будет. — Вернется! — откликнулась Вера, каменея лицом, но старухе до ­ статочно одного движения бледных губ невестки. — Убили! Убили! — Шурка Косова вскочила на ноги и заметалась, сминая босыми ногами рядно, заламывая худые, быстрые руки.— Всех убили! — крикнула она в полубеспамятстве. Она рвалась из рук Парани Косовой.— Брешет она! Никто не вернется!.. — Чего там Шурка кричит? — спросила старуха. . — Мужа у нее убило,— сурово сказала Вера.— Немцы повесили. — Горе,— старуха сочувственно вздохнула.— Молодой, еще и по-- жить не успел. — Всех убили! — Шурка билась в руках Парани, мотала головой, стараясь ускользнуть ртом от тяжелой, душной ладони свекрови.— Не- хай не бре... — Будет тебе, Шурка! Будет! — приговаривала Параня, прижимая к груди жидковолосую голову невестки. В душе она гордилась тем, что никто так не убивался по мужу, как ее молчаливая Шурка. И еще она думала о муже, которого взяли на третий день войны; ему не напи­ ш еш ь— некуда, и она все в дороге и в дороге,— но теперь, когда бог т ак жестоко обошелся с сыновьями, он должен защитить последнего из Косовых. Одергивая на невестке юбки, она шумно вздыхала и вела свой горестный, хитрый торг с богом, с судьбой и человечеством. Услышав шаги, Настя стыдливо присела, схватив в охапку одежду. Д аша увидела нежную короткую линию плеча, худощавую спину и над ее молочной, теплой белизной — до черноты смуглую шею и собран­ ные в узел русые волосы. — Напугала ты меня, девка! — сказала Настя, бросив одежду р я ­ дом с корзиной, в которой лежало стираное, свернутое в жгуты белье. — Девка! — Д аша опустилась на траву.— Какая же я девка... — Вдовая! Вдовая девка,— сказала Настя беспечально.— По войне таких много будет, я и то помню... Д аша посмотрела на нее с внезапным злым недоброжелательством. Белая грудь Насти чуть обвисала, внизу живота очерчивалась унылая бабья складка. «Старая! Старая!» — подумалось Д аше с мстительным удовлетворением. Она обхватила колени руками, подол юбки накрыл ло