Сибирские огни, 1968, №2
и красноватый отсвет сжигавшей ее изнутри боли. Теперь в ее глазах жила горрчь, они осветили мыслью все ее лицо — по нему пробегали нервные токи, и они тоже были мыслью, страданием, осмысленной бо лью. И дед сбился тогда с тона, порастерял бойкие слова, которыми он был набит весь, от вязанных из овечьей шерсти носков и тусклых гало!н до сухонькой сивой головы. — Д аш к а !— нашелся наконец дед.— Ты сумку почтальонскую не забыла? Он и видел: вот она, кожаная сумка, на возу лежит. — Теперь сумка твоя, ничья больше,— угодничал дед.— Теперь ми лицию за тобой не пошлют, на таком марше нас и конная милиция не ухватит... Сумку Д аш а увезла из Зеленого Гая. Почтовое начальство слало ей строгие письма, грозило милицией. И дед весной советовал — верни! — а Д аш а упрямилась. — Нехай бы она сгорела, та сумка! — Свекровь бросила враждеб ный взгляд на Дашу. Старшая невестка который день плакала тяжелым неутешным плачем, а Д аш а и слезы не уронила. — Не любите вы меня, мамо,— сказала Д аш а ,— оттого вам все и не по душе. — Я и света божьего не люблю! А за что тебя любить?! И правда, за что ее любить? З а то, что украла у нее нахрапом сы на? З а то, что так и не вошла в хозяйство, и даже мертвому Мите сына не родит,— Шурка, старшая невестка, на седьмом месяце замужества родила двойню... — Меня Митя любил. — А ты! — накинулась на нее свекровь.— Зверь и тот по родному плачет, а ты? Лежишь, очи вылупила. Параня уже ненавидела распластавшуюся на возу невестку, ее кру той зад, ее сбитые, маленькие ноги с огрубевшей, в трещинах, пяткой. — Нас по новому жительству никому не найти,— тянул канитель дед,— Село наше теперь Обозновка, Транспортного района, Эвакуиро ванной области... — Митя меня любил,— упрямо повторила Даша. — Заладила : любил, любил! — злобно вскинулась Параня.— Сучка н та не одной любовью жива, и у той на все своя пора! Д аш а спрыгнула на землю и молча пошла сухим мшистым склоном к реке. Снизу доносились плоские частые удары белья о воду. С большо го камня прыгали в воду мальчишки, столбиком и рыбкой, рядом пере ступал голый Ла з арь , поводя острыми лопатками, трогая пальцами к а мень и поджимая ноги, будто земля жгла ступни. — Тю! — беззлобно сказала свекровь, провожая Дашу взглядом т я желых навыкате глаз.— Хоть бы постираться взяла чи воды принесла. Набаловал ее Митька.— Она вздохнула.— Дашке так и так эвакуация, уже и в Зеленом Гаю ироды-немцы. — Там,— подтвердил Гордиенко,— И Гитлер там. — От так! Чего он в Зеленом Гаю не видел? — Девки там хорошие,— сказал дед, еще различая в кустах свет лую Дашину кофту.— И свекрухи в Зеленом Гаю добрые, справедли вые, не в пример нашим. Параня приготовилась к перебранке, жадно забрала воздух рыбь им, страдальческим ртом, но ее опередил резкий голос Анастасии Крав ченко: — А Семен где? Где сын? — Она не на шутку затревожилась: уже и на отдых стали, а сына нет и нет.— Верка! Куды ты Семена подевала?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2