Сибирские огни, 1968, №2
по мужу, грозилась вернуться, чтоб xofb косточки сыновей похоронить своими руками. Люди проклинали войну, и немца, и дорогу, и будущее, и тот день, когда они родили сынов, обреченных на смерть. IX Д ед Гордиенко похаживал по табору на кривых неутомимых ногах, заглядывал в пузатые горшки, в задымденные казаны, в миски, в сол датские котелки, которыми кое-кто успел разжиться. Седой волос на щеках и подбородке отрос, клочками облеплял худое лицо. Дед подхо дил к чужому огню, склонялся над чугуном, йырхая от дыма, зачерпы в ал ложку варева и, серьезно помаргивая, съедал. «Живете!» — Он вы тирал деревянную ложку полой пиджака и шел дальше. «Мне б каждый вечер таких галушек с молоком,— говорил он у другого костра,— я б еще с Палажкой Гребенюк свадьбу сыграл». Но если его звали присесть, разделить ужин, он церемонно отказывался.— «Боюсь — к зажиточной жизни привыкну. Нам, холостякам, надо в голодный режим войти, мы уже там,— он тыкал ложкой в гаснущее, вечереющее небо, и галушек поедим, и сала, и ангелы нам чарку поднесут...» Д е д заканчивал обход у воза Парани Косовой, а рядом с ней держалась и Гребенючиха. С та руха пряталась с едой в глубину фуры, за перевитые хворостом и соло мой грядки, ела тихо, как мышь. Дед брел вдоль фуры, заглядывая в щели, расковыривал их пальцем, громко принюхивался. «Чи вы тут, п а ни Гребенюк»? — спрашивал он, просовывая палец сквозь солому. С та руха притихала. «Агов, Гребенюк! — звал он.— Обратно холодным ужи наете? Молоко... Корж ржаной...— угадывал дед,— В суХомять, значит, як настоящий холостяк».— «Себе одной и готовить неохота», откли калась, наконец, старуха.— «Ну д а — стимула нет,— поддакивал дед, но добродушия его хватало ненадолго.— А покойника мужа случалось баловали горячим?» — «Скоро у него сами спросите!» огрызалась I ре- бенюк. «Навряд! Он в ^)аю, а мне в рай накладной не выпишут. Дали бы хоть на иконах посидеть, может, и я сподобился бы». Под соломой, на дне фуры лежали иконы; озорные хлопцы, случа лось, забегали вперед фуры и пугали старуху: — Б а б а Палажка ! Стекло на шлях валится! Гляньте! И, не веря, она все же сгибалась в три погибели и тоскливыми, без ресниц, глазами шарила под колесами. А к ночи тайком запускала руку под ватник и тулуп, под слежавшееся сено и сухонькими пальцами ощу пывала скользкую поверхность стекла и волнистый узор оклада. Пальцы всю ночь пахли старой медью и, как мнилось старухе, ладаном. С Косовыми дед оставался до темноты, когда надо было идти к гур там на дежурство. Одна из невесток Парани Косовой, Даша , приходилась дальней род ней деду, такой дальней, что почти уже и не родня, но он прилежно опе кал ее. Д ашу взяли из далекой деревни, где она после восьми классов р а ботала почтальоном. Она была невысокая, крепкая, со свекольными ще ками, с избыточным, тугим черным волосом, с синеватыми, дымчатыми, как спелый т^рн, глазами, в мохнатых бесстыжих ресницах. Дед поспеш но выдал ее замуж вскоре после того, как мать Даши, встретившись с ним в районе, поплакалась, что с девкой беда: выросла, налилась, в са мую пору вошла, а женихов у них нет, поразлетались кто куда, хоть за старика выдавай. Д ед выписал Дашу на смотрины и, оглядев внима тельно ее плотную фигуру, с высокой грудью и влекущим, д аже в край
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2