Сибирские огни, 1968, №2

график, чтоб все гори деле были. И Ганна нехай в колхозе робит, ты ей сам окажи. — Боюсь, развалится коллектив,— признался Сагайдак.— Пока скот племенной с нами, дело есть. А если отберут, по чужим колхозам распишут? — И людей распишут,— беспечно откликнулся Коваль.— Не бросят же их на шляху. — Распишут,— согласился Сагайдак.— А коллектива не будет. Чем ему держаться? — Само собой! — воскликнул Коваль упрямо.—-Людьми! Коммуна­ рами! — Ты книг не читаешь,— невесело сказал Сагайдак.— И политики не знаешь. — Не читаю! А на земле стою крепко. Я, брат, коровячий генерал, вот я кто. — Я прежде думал: та земля тяжелая, которую пашешь, смотришь, потом поливаешь, а все другие легкие, не переобувшись пройдешь их.— Сагайдак говорил с глубокой озабоченностью.— А вышло не по-моему. Та, наша земля, як пух легкая, добрая, а эта,— он притопнул ногой,— по которой от дома идешь, каменная, с ног валит... Все эти недели вокруг них перемещались люди, тысячи и десятки тысяч людей, целая страна, Россия, и то, что среди этих тысяч не нахо­ дилось знакомых, поселяло в их душах и веру, и смятение. Бывало страшно, что и в темноте кто-то движется мимо, уходит от военной беды, а им уже не уйти; что вдруг встанет на пути городок или поселок, где никто с ними и не станет рядиться, не дадут людям хлеба, спросят, кто позволил портить на дорогах скот, прикажут сдать и коров, и коней. И как тогда быть с коровами колхозников: поверит ли кто, что они не общее, позволят ли взять из стада? И бабы думают о том же, не зря они метят своих буренок, будто не скотину, а овцу или куру. Встре­ чаясь по пути с другими председателями, Коваль окольным разговором выведывал, нет ли у них каких-либо особых бумаг, путевок или охран­ ных грамот, и всегда оказывалось, что нет: при них печать, книги учета, справка райисполкома и те же заботы, те же неспокойные мысли, что выбеливали с висков жесткую его цыганскую голову. Только однажды, под Лозовой, встретился ему председатель — заика, при галстуке на тонкой гусиной шее — он тянул волынку, уверял, что и направление ему дано и охранная бумага на весь, поименно, скот, но показать документы не захотел, и Коваль понял, что он брешет и боится больше других, всех боится, если он так напугался Коваля при ордене и полотняной фуражке. — Николай Денисов из памяти не идет,— сказал Сагайдак.— Го­ родской, а тоже к нашей земле присох, уйти не захотел.— Он рассказал Ковалю о встрече с Денисовым.— Я и Марусю пожалел; никогда раньше не жалел, а тут пожалел ,— признался Сагайдак. — Чем же она виновата,— сказал задумчиво Коваль.— Не она отца выбирала, да и он был мужик не из худших. Звезд на небе уже не видно, только одна зеленовато мерцала над горизонтом. Все былое казалось далеким, хотелось простить многих из тех, к кому они были немилосердны когда-то. Сагайдак даже испугался этого, нахлынувшего вдруг горького прощающего чувства. — Батько ее особ статья.— Он сурово поджал губы.— Он бы с на­ ми в дорогу не вышел. — А на кой ляд ему немец? — Хозяйство б его держало.