Сибирские огни, 1968, №2
бритую щеку парторга, дрогнувшее во сне веко.— Спишь и не знаешь, какой ты вредный для советской власти человек. Пират! Буди! — Он приподнял край серого байкового одеяла, и Пират послушно потащил одеяло в сторону. — Кто балует? Коваль?! — удивился Сагайдак. — А что — думал не вернусь? В бега ударюсь, тебе всю власть оставлю? — Считал, хоть денек с родней попразднуешь.— Сагайдак натянул сапоги, убрал короткие волосы со лба и стал причесываться на пробор. — Мы в один вечер справились,— сказал Коваль.— У нас регламент короткий. — Значит, и там Илюши нет... Не веселый ты. Рассказать бы Сагайдаку о домашней ссоре, но ведь н-аперед не угадаешь, куда повернут Петькины мысли. Осенью тридцать седьмого, когда Коваль вернулся из шахтерского города и сообщил парторгу об аресте брата, Сагайдак сделался скучным, выкрутил фитиль лампы — электричество в тот вечер погасло,— вгляделся в черное лицо предсе дателя и спросил, не замечал ли он чего за братом раньше, не пробо вал ли тог агитировать его? «Насчет чего агитировать?!» — ошалело спросил Коваль. «Ну, вербовать»,— уточнил Сагайдак. И вместо того, чтобы разбить лампу или ударить Сагайдака, или, по крайности, ска зать ему, что он не человек, а огородное пугало и сволочь,— вместо этого Коваль хрипло, сломленно ответил: «Что ты, Петя, я его шесть лет в глаза не видел». И совсем тихо: «Я за ним прежде одно хорошее знал» ,— «В городе есть враги»,— заключил Сагайдак их короткий, не веселый разговор, и вконец растерянный Коваль откликнулся: «Есть, верно... есть. Зря не станут брать». — Потолковали о семейных делах,— сказал Коваль,— и разъеха лись врозь. Звал их. Не хотят старые с места трогаться. Они немца прежнего помнят, по восемнадцатому, не дуже в расчет его берут. По дороге с приближением рассвета все чаще проезжали машины, тормозя у моста через овраг, погрохатывая плохо увязанными брев нами настила. Коваль курил, затягивался с ожесточением, огонек па пиросы то и дело высвечивал его темное, хищное лицо. — Маршрут нам через Дон и Ростовскую область к Волге. Все степью. Травы хороший...— Коваль прислушался: от леса едва доно сился высокий женский голос: «Ой, не свиты, мисяченько, не свиты нико-о-о-ому...» — Сильный у Фроси голос. Планировал в школу ее на править, в музыкальную.— Он бросил окурок, сплюнул через зубы.— Счетовод по Фросе мучается. Если б не война, может, к зиме и свадьбу сыграли бы... Они помолчали. — Если осень сухая будет, к октябрю до Волги дойдешь,— сказал Коваль.— З а Доном скоро и Волга. — Вместе дойдем. — У тебя ноги длиныпе, раньше добежишь. И бричка без груза,— загадочно добавил Коваль. — Плохо мы дело наладили, Гриша,— Сагайдаку не хотелось пре пираться по пустякам.— Поздно с ночевки выходим, люди есть и такие, что до колхозного стада совсем и не касаются. — Хозяйничай, Петя. Учи людей! Сагайдак ссутулился, втянул голову в плечи, словно его угнетала забота, сознание ответственности. — Люди ж вышли, чего тебе еще надо,— продолжал Коваль.— Скоро последние мужики уйдут в армию, разбирайся с бабами, давай 5 Сибирские огни № 2 6 5
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2