Сибирские огни, 1968, №2

дешь — виноград поспеет, в Средней Азии всякого дива попробуешь, а дальше, говорят, и хлеб на деревах растет. Коваль запрягал долго, неумело, будто по первому разу, нащу­ пывая в темноте оглобли, путаясь в упряжи, осаживая храпевшую л о ­ шадь и ударяя ее, против всех своих правил, кулаками в теплую непо­ винную морду. Во двор вышла Ганна, за ней Полинка и мать е узлом в руках. — Не бери! — налетел на, жену Коваль, разглядев, что Ганна берет узел.— Обойдемся. — Иди с батьком попрощайся,— строго сказала Гайна.— Не чужие. Пойди, Гриша, может, в последний раз. Коваль не двигался: косился на смутный вырез дверей, на черную пустоту окон, не забелеет ли где седая отцовская голова. Мать обняла его, и все ее бесформенное, уже не сильное тело тоже жаловалось, про­ сило: сходи, сходи, не считайся, старые мы. — Ой! Гришенька! — запричитала старуха.— Тебя же лихорадка бьет. — Она давно меня бьет,— безжалостно сказал Коваль.— С того с а ­ мого дня, як я за коровячий хвост ухватился. Чувство горькой, ошеломляющей несправедливости снова охватило его; он почти оттолкнул мать, бросился к штакетнику, поднял съемное звено, заменявшее ворота, и вывел коня на мостовую. Ганна с дочерью молча забрались в бричку, сидели тесно, обернувшись к дому, чтобы ви ­ деть застывшую на тротуаре мать. — Хватит вам,— сказал Коваль недовольно, когда они отъехали далеченько,— шеи повыкручиваете. Уже и не видно ничего. — Видно, Гриша, еще и как видно.— В голосе Ганны зазвучали пе­ чаль и упрек.— Я маму сердцем найду, а пока еще и глаза видят. Коваль тоже обернулся. — Темно,— сказал он, ничего не увидев.— Не дури, Ганна, не мучь меня. — Жизнь наша темная,— печально откликнулась Ганна.— Разуй ноги, я онучи твои взяла.— Она достала из-под кофты сухие портянки и за б р а л а у него вожжи. — Что ж это в государстве будет, если каждому волю дать,— ж а ­ ловался Коваль, наматывая на ноги согретые Ганной портянки .—Погиб­ нем все, и — край. — Мы и так погибнем,— ответила Ганна, придерживая лошадей. В бричке было тесно, ногам мешали два мешка печеного хлеба и сепара­ тор, который они возили в починку. — Неправда ваша, м а м о !— отозвалась Полина.— Разве вы г а з е т не читали, радио не слушали? — Так-так, доню,— обрадовался Коваль.— Критикуй ее! г— Уже и так Гордиенко кругом кричит, что вы в победу не верите,— продолжала Полина.— И Л а з а р я тато нам привез, а вы не захотели, Кравченкам отдали. — Внушай ей политику, доню, бо мы стареем, нам помощь нужна! — Может, и Илюшу нашего кто отпихнул, як вы Л а з а р я ,— с жесто­ кой прямотой ск а зал а Полина. — Лучше б я у батька осталась,— прошептала Ганна.— Заели вы мою жизнь, а еще меня и ругаете. Столько было в ее голосе отчаяния, безысходности, неутешного го­ ря, что Полина умолкла, а Коваль обнял спину жены и вдруг отчетливо понял, что Ганна д аже не почувствовала его нежного, покаянного при­ косновения.