Сибирские огни, 1968, №2
— Молодой ты спрашивать меня. Я тебя опрошу: знаешь ты, какой главный лозунг партии? — Пролетарии всех стран, соединяйтесь! — уверенно ответил Коваль. — Заучились! — Старик гневно затряс головой.— Как ты с ним сое динишься, если он из автомата бьет в тебя? Смерть немецким оккупан там, вот какой лозунг. — Ну, знаю,— сказал Коваль, досадуя на промашку. — Какая же от тебя ему смерть, если ты бежишь, коровячий ге нерал!? Они встали друг против друга, как два кочета: старый, лысоватый, с побелевшим от времени хохолком, и помоложе — нетерпеливый, дро жащий от обиды. — Значит, в хате будешь ждать фашистов,— тихо сказал Коваль, переходя с отцом на ты,— Ну, зайдет, а ты что? Агитировать станешь чи хлеб-соль вынесешь? «Ударит! Сейчас ударит!» — пронеслось в голове у Ганны, но она не смогла подняться со стула, такой гнетущей, вяжущей сделалась насту пившая тишина. Темными, раскрасневшимися глазами смотрела в не счастное лицо мужа, который и сам не рад был вырвавшимся словам, но и отступить уже не мог. В мучительной тишине раздался топот ног на крыльце и частые уд а ры в дверь. — Чего стучите! Не заперто! — крикнул старик. Мать поспешила в сени, а уже Навстречу ей, щурясь от света, шли люди: невысокая женщина, седоватая и по-мужски стриженная, мили ционер и два шахтера, жители этой же улицы. Женщина защитилась одутловатой рукой от света, осмотрела стол, увидела Ганну в ситцевой, надетой на голое тело кофте, в юбке, косо сколотой в талии булавкой. — Гуляете?! — У нее был низкий мужской голос.— Празднуете!.. — Сын приехал,— засуетилась мать.— С жинкой, с внучкой нашей... Эвакуированные они. — Чья лошадь? — спросил милиционер. — Н аш а ,— Коваль все еще переживал свою размолвку с отцом, го ворил глухо и нелюбезно,— Колхозная. — Документы,— потребовал милиционер, расстегивая планшетку. — Он в колхозе председателем,— поспешила объяснить Евдокия, провожая взглядом бумажки, поданные сыном.— З а маршрутом в город з ае зжал и с нами повидался. Сын же, не кто-нибудь... — Молчи, старая! — цыкнул на нее старик.— На месте не стоишь, кадриль танцуешь, а они к нам без музыки.— Он обратился к шахтеру, который держался позади всех, у сеней.— Вылазь-ка, Драч, сюда, на свет. Ты почему к ночи в мой дом врываешься? — На дежурстве мы, Демид Петрович, а у тебя свет из окна бьет на всю улицу. — Световой сигнал,— сказал милиционер, не отрываясь от бумажек Коваля. — Ну да ,— огрызнулся старик,— то ж я с Гитлером перемигива- . юсь: он мне — блым! а я ему обратно — блым! блым! — Зря шутите, товарищ Коваль,— жестко сказала женщина. — О-хо-хо-хо! — закудахтал старик.— Скажи, Драч, откуда началь ство такое строгое на нас упало? Не примечал я его в нашем городе. — Знаешь ее,— сказал шахтер.— Селезнева. В табельной работала и в собезе, а потом с твоим Николаем в профсоюзах.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2