Сибирские огни, 1968, №2
Крикнула женщина^ на мосту: короткий крик, причитания, и рвущий Душу, истошный, долгий рев коровы. Под широким, с обрушенными пе рилами мостом чернели сваи, вода потемнела, будто сгустилась Обоз встал, люди побежали на крик. Бросилась туда и Фрося. Корова Арефьевых, Белка, л еж а л а на мосту со сломанной ногой. Воз проехал вперед, голова коровы моталась, поднятая натянутой верев кой, задние ноги елозили по бревнам, а передняя левая сломалась в го лени, застряв в щели между бревнами. Белка затрудненно, тяжело ды шала, скосив на людей кровавый, тоскующий глаз, вывалив розовое вымя на сбитые ржавыми скобами бревна. Тоня пыталась освободить тугой повод, но только ломала ногти, а мать Тони причитала, раскачиваясь всем телом на возу. Подоспел Зозуля, полоснул ножом по веревке, и голова Белки уп а л а на бревна. Мучается скотина,— сказал кто-то сочувственно.— Кондрата не ма, он бы ее облегшил. Услышав имя мужа, мать совсем зашлась к ри ком—-по мужу, позд нему русскому солдату, по сынучфронтовику, по любимому зятю и по кормилице, хрипло дышавшей на бревнах. То-то и оно, что Кондрата нема! — сказала Ганна.— Был бы Кондрат и Белка бродом пошла бы, вместе со всей скотиной. А вы все боитесь — мое! мое! — не приведи господь, порчу кто наведет. И оттого, что Ганна говорила тихо и даже сочувственно, что муж ее на гнедом жеребце носился по левому берегу, загоняя в стадо скотину, оттого, что было жа ль Белки,— люди вспыхнули гневом против жены председателя. — Д уж е ты разумная! — Мало Коваля — еще и ты погавкай! Упала бы в речку бомба, весь гурт положила бы! С воза исступленно кричала Арефьева: Нехай у меня корову убило, а ты, ты!.. Сына в огонь бросила, немцу отдала! Ганна, понурившцсь, побрела по мосту, навстречу ей бежал солдат, сдергивая на ходу автомат. Сойдя на' берег, она услышала, сбившиеся в короткую, тугую очередь, выстрелы. На выстрелы бросилась было в обоз и Настя, но опоздала,— возы снова стронулись с места. Настя поспешила обратно, и пока она развора чивала гарбу, увязая в песке, пока выводила лошадь на предмостную насыпь, по бревнам, навстречу ей уже устремились машины, армейские повозки и орудия. Настя едва успела осадить, гарба косо встала на насыпи. Левый берег уходил от Насти в темноту с обозом, с Фросей, с гур тами, а река разливалась ночным неоглядным половодьем. По насыпи вровень с глазами Насти катили грузовики с молчаливыми силуэтами солдат, проскакивали темные «эмки», ступали мохнатые ноги артилле рийских битюгов. Она остро, как новую обиду, ощутила свое одино чество. Никто и не вспомнит о ней на том берегу,— обоз двинулся дальше, Коваль не станет табором у моста: с рассветом сюда прилетают немцы. Все смешалось, все потеряло в испуганных глазах Насти всякий смысл: одни бежали к Дону, к Волге, шли день и ночь, проклиная немца; дру гие, сигналя, рыча моторами, катили им навстречу, и все попусту, все зря — эти на машинах не могли остановить немца, он так и шел следом, дышал им в затылок, а Настя и ее односельчане не делались с каждой новой верстой счастливее, они только сбивали в кровь ноги.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2