Сибирские огни, 1968, №2

Косова с невестками — Шуркой и Дашей, П алажка Гребенюк, Тоня Арефьева, Горовенки, Зозуля, Хомич — десятки и десятки возов, и к аж ­ дый из них Настя узнала бы среди ночи по шепоту и храпу, по разно­ мастным собакам, по старческому кашлю и бабьим бранчливым голосам. Пусть бегут, а она не побежит,— хватит! Пусть и немец отдохнет, дело вечернее, надо и ему каши с салом съесть и солдатскую вошь выбрать, а она постоит в быстрой воде, даст отдых ногам..Настя пальцами под­ нимала донный песок, в замутившейся воде шныряли пескари, щекотно трогали ее лодыжку и пальцы. Фрося стояла в траве над речной осыпью, подсвеченная сплюснутым багровым солнцем: темный профиль с маленьким носом, нетерпеливо открытый рот, маленькая острая грудь и выпяченный живот, как у з а ­ мершего диковатого зверька. — Не ходи, Фрося! — попросила мать.— Нехай сами пасут. Обиде­ ли они тебя, и пусть не ждут, чтоб мы на них спину гнули. Фрося сжала губы, и лицо ее стало суровым и скорбным. — Обидели, обидели! — настаивала Настя.— Гребенючиха сучка, она каждого ненавидит, а Петька Сагайдак, чего ему надо? Чего при­ вязался? Хочешь, совсем от них уйдем,— сказала она приглушенно. — Как же мы людей бросим? И скотину, и все наше? — Что — всё? — рассердилась Настя.— Сердце у тебя як воск — мягкое. И гурты на шляхах побьют, и люди зачнут друг на дружку ки­ даться, горло грызть. Люди на двух ногах стоят, пока сытые, а оголода­ ют, хуже волков сделаются. — Нет, мамо, люди у нас справедливые! — Все у тебя справедливые,— воскликнула Настя.— Все, кроме род­ ной матери. Дочь повернулась к ней: с коричневого, смутно различимого лица холодно и отчужденно смотрели глаза. Сердце Насти дрогнуло от жа ло ­ сти к себе. Что-то униженное, просительное было в ее фигуре с поднятым над водой подолом, в преданном и любовном ее взгляде..С того дня, как девчата вернулись при порожних бидонах и малых деньгах — фальши­ вых, по уверению Гребенюк,— Настя сердилась на Сагайдака. Коваль покричал немного и отошел, посмеиваясь, а Сагайдак, в паре с дедом Гордиенко, зудел и зудел, пока не довел Фросю до слез... «Лучше бы вы на бинты та на ихтиоловую мазь молоко выменяли,— выговаривал он им.— Лучше б сдали молоко районной власти». Настя не выдержала, кинулась на защиту: «Кровь людская льется, а он заладил — молоко! Молоко! Где твою власть шукать? Поразбегалась власть, сам зна­ ешь...»— «В каждом городе чи при станции, чи в селе — есть советская власть»,— сказал Сагайдак.— «И под немцем тоже твоя власть? — крик­ нула Настя.— Вы ему сколько городов отдали, сколько земли!» — «И там,— уперся Сагайдак,— у немца за спиной есть наша власть и лю­ ди, специально поставленные на всякое дело».— «Брешешь, Сагайдак! Все по книжкам и по газетам брешешь... Скоро в землю доить будем, умастим землю молоком и немцу в подарок».— «Ты что, Тарасова, про­ воцируешь?— тихо сказал Сагайдак.— Думаешь, мы бредем, куда очи ведут?» Что-то было в нем до глубины потревоженное и даже беззащит­ ное,— Настя осеклась и спросила уже не так враждебно: «А ты скажи, куда мы идем? Где нам зима будет?» Все смолкли, а Сагайдак оглядел толпу и сказал: «На восток».— «Научный маршрут,— поддакнул Горди­ енко,— не заплутаешь! Утром солнце бьет в гривку, а вечером по з а ­ гривку... Так и крой, пока ноги держат». — Пропадешь ты, девка,— сказала Настя с ощущением своего бес­ силия.— Посмеются над тобой люди, а ты слезами умоешься.