Сибирские огни, 1968, №2

— Какая же вы славная! — сказала женщина.— Я сразу угадала, что вы хорошая, добрая. Этого не надо стесняться, это прекрасно, что есть хорошие люди, что^ их можно угадать и в толпе...— Она смотрела на Фросю с материнской болью.— Боже мой, сколько красивого вокруг, и все гибнет, какая бессмыслица! Она закусила нижнюю губу, схватилась руками за горло и опусти­ л а голову. — Может, одумается немец? — Что вы, милая! — Она вышла из горестной отрешенности, опус­ тила руки. Потемневшее от прилива крови лицо медленно светлело.— Это страшная машина. Вы что, не знаете сводок? — спросила она осто­ рожно, дивясь и радуясь потаенно счастливому неведению девушки. — Мы стороной идем, степью. Долго газеты не видим. Сагайдак ездит: достанет чи на заборе прочтет ’и нам расскажет. Только у него все ладно, все по плану. Мамо говорят, он и умирать по плану будет, и сводку про себя пошлет... — Счастливый человек,— сказала женщина задумчиво.— Многие так научились, но не все счастливы.— Она перехватила внимательный, не­ понимающий взгляд девушки и переменила тему.— Знаете, как я впер­ вые запрягала ее? Я не лошадь подводила к телеге, а толкала телегу, н а ­ е зж ала телегой на лошадь, а она брыкалась и уходила... Они рассмеялись: Фрося простодушно, весело, а женщина с неуло­ вимой грустью, и в уголках ее темных глаз выступили слезы. Солдаты как набежали, так и схлынули разом: кинулись врассып­ ную к тронувшимся без гудка теплушкам. — Господи боже мой !— суетно забегала старуха Гребешок, не видя Фроси. Она заглядывала под возы, рассталкивая беженцев, пересчиты­ вала бидоны.— И бидона нет!.. Ой, лишенько, Настя мне голову оторвет за Фросю. Ее и солдаты могли украсть... Я думала, оно разумное, само себя доглядит... Она подвывала, вскидывала темные руки и хлопала себя по юбкам. — Будет вам, тетя Палажко ,— сказ ала Тоня.— Найдется Фрося, не маленькая; может, она в нужнике. — С бидоном в нужник! — завопила старуха.— Где это видано, чтоб с полным бидоном в нужник скакали? Дурная ты, як твой батько... Старуха уже готова была заголосить, но кто-то уверенно взял ее под локоток. — Сестричка! — сказал человек в солдатской гимнастерке.— Под ­ соби инвалидам. Она отшатнулась: лицо и голова от виска к темени и ухо солдата обгорели, в рубцах и шрамах. А глаза — живые, цепкие, с неспокойной кошачьей желтизной. — Душевная вам благодарность от контуженых и раненых,— гово­ рил он, сжав ее локоть и надвигаясь тяжелым, изуродованным лицом.— Мы наличными платим, государство нас не обижает. П а л аж к а подавленно сжалась рядом с этим несчастным человеком-,, не решаясь смотреть на него. Инвалид рывком поднял на пле­ чо бидон. — Пошли, сестренка, здесь недалёко. «Боже ж мой, боже,— угнетенно думала Гребенюк, семеня рядом с инвалидом, которому нипочем была его нешуточная ноша.— Что с чело­ веком сделали, напрочь испортили! У Шпака ноги нет, но если мужик грамотный, его и без ноги в начальники поставят. У Зозули вся личность от пороха синяя, кто не привык — ночью глянуть страшно, а этого так испортили, что и в одной хате с ним не усидишь».