Сибирские огни, 1968, №2

в своих маленьких, хватких руках всю торговлю колхоза. В восьми по­ таенных карманах Гребенючихи — на четырех ее юбках — не застряла еще ни одна колхозная копейка. «Хоть какой ты будь честный и без- порочный,— говаривал шорник Зозуля,— а возьмешь в руки шмат чу­ жого сала — и уже руки жирные. И не украл, а руки умастил чужим салом; сыт не будешь, а запах есть, языком и то лизнуть можно. А до Палажкиных рук,— уверял он,— и запах сала не пристает, такого и ве­ роучитель Иисус Христос не умел, хоть он и по вод© пешком ходил и одной буханкой укрупненный колхоз упродовольствовал!» В тридцать девятом старухе дали отставку, не под силу ей стало вести дело: выруч­ ка не помещалась в ее карманах, на рынок стали ездить далеко, в об­ ластной город, и не фурами, а на колхозных полуторках, и от бензин­ ной тягучей вони старуха дурела. Передали торговлю Арефьеву, отцу Тоньки Арефьевой, которая теперь вместе с Гребенючихой, Полинкой Ко­ валь и Фросей Тарасовой стояла на привокзальной площади у бидонов с молоком, нахально, на взгляд бездетной вдовы, выкатив тяжелый живот. До войны отцу Тони не было покоя от старухи — она караулила у скла­ да, пересчитывала груженные на машины мешки, ящики, бочки, прики­ дывала, подбивала в уме итоги, множила центнеры и пуды на рубли и со злорадством поджидала Арефьева с выручкой в правлении. В пер­ вые же дни войны, когда его вместе с сыном и зятем, мужем Тони, призвали в армию, Арефьев, хватив самогона, сгреб Гребенючиху, как тощую куру, и сказал победно: «Ну, вражья баба! Может, и на войну за мной кинешься?!» — «Бог с тобой, Афанасий! Я ж так, для интере­ су жизни»,— ответила старуха; Арефьева мобилизовали, и это мирило ее с жизнью. Сегодня опять ее верх: Коваль в отлучке, подался по начальству за маршрутом, а Сагайдак и минуты не думал, поставил ее. Торжество старухи было бы полным, если бы торговля шла как раньше, только за деньги, чин чином, за базарным рундуком, если бы за ней не увязался Зозуля в расписном возке («Для надзора послали!..» — муча­ лась старуха, хотя и знала, что Зозуля командирован на поиски кожи и дратвы), если бы здесь не маячила брюхатая Тонька из ненавистного арефьевского рода, если бы над, ухом не кричали истошно паровозы, а в толпе не было такой пропасти мазуриков. — Гроши, гроши требуй! — Она кидалась от Полины к Фросе, от Фроси к Тоне; Сагайдак приказал торговать наскоро, всем четверым, чтоб справились в момент. Если обозу полдня стоять, пока они растор­ гуются, то лучше вылить молоко в кювет, долго им жд ать нельзя.— Не ­ хай гроши платят! У городских полно грошей. Она свято веровала в то, что у городских карманы распирает от де­ нег и деньги эти дурные, не за работу и не по ведомости, а кто как слов­ чит. Старуха не спускала подозрительных глаз с женщины, которая что- то застенчиво выпрашивала у Фроси. В одной руке женщина д ержала вожжи понурой лошаденки, запряженной в телегу, другой неуверенно трогала Фросю за рукав. — Пожалуйста, девушка... прошу вас,— твердила она, следя поте­ рянным взглядом за тем, как густо льется желтоватое молоко в солдат­ ские котелки, эмалированные бидоны и д аже казенные кабинетные гр а ­ фины.— Дети нуждаются именно в таком молоке, колхозном, чистом... Все в ней было ненавистно старухе: туфли на высоком каблуке, тесная в коленях юбка, охватившая маленькую грудь шерстяная кофта с пестрой цацкой, нетронутое солнцем лицо, тяжелые волосы, уложен­ ные высоко, с воткнутым в них фасонным гребнем, темные бесстыжие усики над верхней губой, Д аж е то, что должно было унизить женщину: