Сибирские огни, 1968, №2

шепотом, чтобы не разбудить детей,— Дети извелись, а он бегает, ме­ ста себе не находит. Себя потерял, просто наказание какое-то,— д о б а ­ вила она едва слышно. Восемь лет как Маруся уехала из их села, а по разговору и не скажешь, что деревенская. «От Николая набралась» ,— ревниво подумал С а гайдак . — Душ а у Денисова болит,— ск а зал он негромко — Тут зерна на большие миллионы. — У него болит! — подхватила Маруся, будто провела границу между совестливым Денисовым и всеми остальными людьми.— У него всегда за других душа болит,— повторила она, и вдруг ее голос сло­ майся, в нем сквозило отчаяние: — За судят его теперь, расстреляют... Я говорила ему, не жги! Не бери на себя... — Прика з,— сказал С а г айд ак .— И наше добро, вон, горит! — Бумажки нет, Петя! — Она говорила с ним просто, как с доб ­ рым соседом.— Телеграммы — и той нет... Зр е зж ал один на машине, на словах сказал — жги! — и уехал... f — И мы без бумаги жгли ,— озадаченно сказал Сагайдак. Маруся будто не слышала его. — Николай и лица его не вспомнит. Прилетел ночью и дальше махнул,— Она вздохнула.— Лучше бы мы здесь оставались! В темноте, сгорбленная, с вынесенными вперед тяжелыми руками, она была словно загнанный зверек, совсем как в ту ночь, когда С а г ай ­ д а к с Денисовым ворвались в хату ее отца. Агроном по образованию, Денисов появился в этих местах в 1931 году уполномоченным обкома. Был он тогда молод, худощав, белес, поражал девчат городской непо­ мерной застенчивостью и рыжими блестящими крагами, выше остро­ носных желтых ботинок. Отца Маруси раскулачивали в марте, перед посевом, когда подо­ шла крайняя нужда в зерне. А у Марусиного отца — кони, ухоженные, лучшие из оставшихся на селе, холмогорка с телком, кабан — и все живо, все в теле и д аж е на глаз сытое. Последняя мартовская метель заносила сенцы снегом через незатворенные двери, хозяин в тулупе, в странно нахлобученном треухе, как в злом похмелье, шел к выходу, где его ждали собственные розвальни, чтобы прощально прокатить до райцентра, и вдруг он повернулся, не к посиневшей в крике жене, не к образам , а в угол, где сидела дочь, вцепившись взрослыми руками в костыль. Волосатое лицо мужика сморщилось, пряча слезы, он рука­ вом сгреб на нос треух, постоял и молча вышел. А Денисов с внезап ­ ным отчаянием смотрел на дрожавшее в углу существо, в потрясенные и ненавидящие глаза. С этой ночи карьера Денисова сломалась. Мать Маруси вскоре умерла. Денисов — он в ту пору стал инструктором райкома — опреде­ лил девушку сначала -в больницу, потом в инвалидный дом и наконец, на удивление всем, взял ее в жены. С а г ай д а к поругался с ним и при­ нял, как должное, известие, что Денисов п о г о р е л , вылетел из рай ­ кома со строгим выговором и послан агрономом в захудалый колхоз. Денисов с женой жили в любви, тихо, неприметно, он был на хорошем !счету, но не двигался вперед. Родились дети, Денисов тучнел, обрастал мясами, а Маша всегда была с ним, научилась смотреть на мир его глазами, й такова была сила этой любви, что она разбудила в Маше гражданскую веру и преданность власти. Отца Маши увезли в низовья Енисея, он устроился конюхом при больнице, звал дочь к себе, прослы­ шал, что она замужем , но не знал, что за тем антихристом в рыжих крагах. Маша, жестокая в своем счастье, написала, что не приедет, что 22 I