Сибирские огни, 1968, №2

который глубоко заинтересован в делах деревни. Мы узнаем его пристрастия, ска­ жем, к старинной архитектуре, мы видим, как он понимает природу, отдаем должное его экономическим познаниям. Автор по­ степенно завоевывает доверие оваих героев и своего читателя. И то, что он пишет, ста­ новится для нас весомым. Еще в большей степени, чем у Ю. Черниченко, это не днев­ ник просто, а художественно-публицистиче­ ское исследование жизни. Иные из проблем, поднятых Дорошем, уж е решены, другие ждут решения, но все они по-настоящему важны. «Деревенский дневник» — не доку­ мент; это мое знание жизни»,— заметил Е. Дорош . Здесь-то и заключено, на наш взгляд, объяснение того большого места, которое занимает в произведении автор-по­ вествователь. Его очень заботят естествен­ ность прозы, вот почему он считает, что «очень часты случаи, когда мысль, принад­ леж ащ ая автору, звучит естественнее, правдивее, то есть убедительнее, если он выскажет ее сам, а не вложит в уста пер­ сонажей». То, что говорит Е. Дорош о тяжелом, д аж е в наши дни, труде женщины-кресть­ янки заставляет вспомнить героиню В. Б е­ лова, жену Ивана Африканыча, которая растила девятерых детей, трудилась в колхозе да еще вела хозяйство дома. «Труд­ но работает здешняя крестьянка, куда трудней, чем мужчина... к сорока годам глядит старухой»,— пишет Дорош с пол­ ным пониманием этого труда. Я вовсе не вижу у Дорош а публицистического коммен­ тария к повести Белова, тем более, что о жизни Ивана Африкановича мы узнали лишь недавно, а «Деревенский дневник» создается уже десять с лишним лет. Но суждения авторов двух столь разных про­ изведений во многом сходны. И разве не могли бы стать эпиграфом и к повести В. Белова и к очерку Ю. Черниченко сло­ ва из «Деревенского дневника»: «Я думаю, что надо больше доверять колхозникам, их здравому смыслу, их опыту, наконец их ж е­ ланию быть с хлебом». Автор дневника не просто человек лю ­ бознательный, во все вникающий. Судя по его отношению с деревенскими жителями — и с Н атальей Кузьминишвой, в избе кото­ рой он остановился, и с двумя председате­ лями — Николаем Леонидовичем и Иваном Федосеевичем, он не только жил рядом с ними. Люди труда приняли его к себе, раскрывались перед ним именно потому, что почувствовали;, этот человек живет деревней. В этой связи интересно вспомнить, что Шолохов, говоря о своей работе над рассказом «Судьба человека», заметил, что герой рассказа шофер Соколов ни за что бы не рассказал о своей жизни, если бы не увидел в нем такого же человека труда, как и он сам. «Нужно быть таким, как все»,— заметил Шолохов. Рядом с автором живут и действуют ге­ рои дне&вика Иван Федосеевич и Николай Леонидович. «В предлагаемом читателю Дневнике нет и строчки вымысла, и это обстоятельство побудило меня изменить имена людей...» Так сказано в авторском предисловии. Однако, как мы увидим, об­ раз, характер даны средствами очерка. Что думает герой, каковы его переживания — обо всем этом мы знаем, лишь поскольку он делится своими мыслями с автором. При этом Е. Дорош избегает собственно прямой речи героев. Почти полное отсутствие прямой речи в книге совсем недавно писатель объяснил так: «...Но ведь моя книга — это дневник, поэтому я передаю речь ее персонажей в собственном изложении, лишь в немногих случаях, касающихся самого характерного, яркого в их языке, что могло запомниться, прибегая к прямой речи; иначе, мне ду­ мается, читатель не поверит в подлинность дневника, скаж ет: как мог автор запомнить все эти разговоры! А не поверив мне здесь, решив, что дневник всего лишь литератур­ ная форма, условный прием, читатель, вполне возможно, не поверит и во всем остальном». Подобная манера, может быть, и делает характеристику несколько одноплановой, но, скажем, резковатый и способный на риск Николай Леонидович никак не становится похожим на прижимистого, хозяйственного и такого неокладного в личной жизни И ва­ на Федосеевича. Описательность .в обри­ совке характеров у Дорош а — это лишь форма. Он как бы нарочито подчеркивает деловой характер своей прозы. Наверно, очеркист мог пойти и иным путем, дать, на­ пример, слово самому Ивану Федосеевичу, умерить свой публицистический пыл. Но тогда это была бы совсем другая книга. А сейчас перед нами яркое публицистиче­ ское произведение, созданное художником, глубоко и тонко чувствующим и понимаю­ щим жизнь и проблемы деревни. Восточнее Урала Одной из характерных особенностей раз­ вития деревенского очерка стала его ши­ рочайшая распространенность, поистине всесоюзный характер. О деревне писали и пишут москвич Г. Радов и ленинградец М. Жестев, кубанец В. Пальма-н и вороне­ жец Г. Троепольский, о делах деревенских рассказывают сибиряки С. Залыгин, П. Во­ ронин, П. Ребрин, Л. Иванов. Вклад си­ бирских писателей в эту работу огромен. Причем, в отличие, от очеркистов тридцатых годов, которые были известны в основном восточнее Урала, теперь сибирских очерки­ стов, особенно С. Залыгина и Л. Иванова, охотно печатают столичные журналы. У этих публицистов свои темы, их голос легко отличить среди других. Острые проблемы поднимает в своих де­ ловых очерках Леонид Иванов. Такие его выступления, как «О сельском труде и бы­ те», «Когда сеять?», «Поиски», говорят об активном участии писателя в решении важных вопросов деревни. Работы Л. Ива-