Сибирские огни, 1968, №2

Я не падок был на трофеи, По окопам ходил налегке. Только письма от Алексея И носил в вещевом мешке. И мерещилось между делом Там, у гибели на краю, Что Алеша Собственным телом Прикрывает меня в бою. Письма... Сдашь ли их в день вчерашний? Ведь за каждою их строкой — Сплав матросовского бесстрашья С эренбурговской прямотой. Будто с горьких пож арищ ветер, Будто в сердце укол сквозной,— Треугольные письма эти, Отдающие желтизной! Из письма Алеши ...Пляшет пламя над Шяуляем. Вражьи танки ползут по ржи. Мы в сумятице оставляем Отсеченные рубежи. «Стойте, братцы !»— нам шепчут клены. «Стойте!» — стонет сыпун-песок. Но растянутая колонна На восток идет, на восток! Поседели бойцы от пыли. И намного сутулей стал Золотенин Сергей Васильич — Командир наш и комиссар. Ветеран буденновской армии, Он шутил, бывало, в полку: «Если падать придется, парни, То уж лучше — на полном скаку!» А теперь, когда накатились На парней зловещие дни,— Где твои скакуны, Васильич? Или клячами стали они? Под ногами — юнкерсов тени. На руках — полсотни калек. Что ты скаж еш ь им, Золотенин? Чем поможешь, мил человек? — Говорить я — не мастер, братцы, Успокаивать я не спец, Не спасаться будем, а драться По уставам наших сердец! Под навесом сумрачных елей Военком скомандовал: «Стой!» Поснимав хомуты шинелей, Люди кинулись в мох густой. Как и в мирные дни, над нами Звезды с тьмою заводят спор. По тропинке с пятью бойцами Я шагаю в разведдозор. Каждый шорох На ус мотаем. Каждый пень На мушку берем. И нежданно до нас долетает Настораживающий гром. — Танки прут! — шепнул беспокойно Петька Яковлев — мой сосед. Раздвигаю занавес хвойный И едва не валюсь в кювет. В свете фар из-за поворота — Башня черная с белым крестом. Прут вперед «крестоносцы» Европы, Прут и прут — как в собственный дом. Сам не знаю, как забрела Мне в башку ш альная мыслишка: Оседлать дорогу и — крышка. Оседлать и — была не была. Подходящее место. Эва — Не дорога — сплошная щель!