Сибирские огни, 1968, №1

Домов через пять от нас в старой, наполовину засевшей в землю, хибарке жил дедушкин брат Ксенофонт, вдовец и такой ж е стойкий мол­ чун, как дедушка мой. Иной раз вечерком, после дневного труда и забот братья сходились и сидели на нашей завалинке. Сидели, курили табак, передавая друг дружке кисеты. Иной раз посидят вот так весь вечер, единого слова не скажут, и разойдутся друг другом довольные. А иног­ да курят-курят молча, и молча же куда-то улизнут. И не ищи их тог­ да не найдешь. Д е д явится поздно, выпивший и виновато-тихий. Ба- * бушка кинет ему подушку, одеялишко, и он упокоится, определившись на высокий курятник в куте. Так было и в тот вечер. Пришел на завалинку Ксенофонт, выполз за ворота дедушка в валяных опорках, в крашеных исподниках. Они си- дели, курили, думали. Бабушку, издерганную, усталую, зудила досада: двое мужичищев сидят и табак переводят, а она крутится, крутится и дел своих никак не переделает. Ругалась во дворе бабушка на Шарика, поймала курицу, усевшуюся спать в жалице, зашвырнула ее на сеновал, пнула пустое ведро, подвернувшееся на пути, и ведро укатилось к воротам, бухнуло в створку. На беду д ед с Ксенофонтом с завалинки ушли, как потом выясни­ лось, выдернуть лодку повыше на берег, потому что в Енисее начала прибывать вода — от летнего жара потекли беляки в горах — и лодку Ксенофонта — страшенного рыболова — могло унести. Бабушке ж е вте­ мяшилось в голову, что они отправились выпивать, и она закипела пуще прежнего. Обычно бабушка не трогала деда сразу после выпивки. Никто и никогда деда вдрызг пьяным не видел, и определить, сколько он выпил и в какой пропорции находится,— никто не мог. На всякий случай надо было подождать, когда он проспится. Что и делала бабушка, блюдя осторожность и выдержку. Но тут на нее нашло. Сначала она разорялась в избе, потом во дво­ ре, потом на улице и, наконец, понеслась к тетке Авдотье, чтобы пере­ бить все окна, если дед у нее обнаружится. Тетка Авдотья, младшая дедушкина сестра, жившая наискосок от нас — это особая статья в нашей родове. Жизнь ее была растрепана, как льняной сноп на неисправной мялке. Муж ее, Терентий, жил с нею набегами. И после каждого набега оставлял тетку Авдотью в тягостях. Рождались у Аее только девки. По причине нервности тетки Авдотьи, неустойчивого достатка и обихода девки мерли одна за другой, но трое выжили на беду и радость матери. Девок она растила по-чудному: то, бывало, милует их, бантики из тряпочек в волосья прид.елывает, в баню чуть не каждый день гаскает, в доме половики настелег, все приберет, выскоблит. То забросит и дом, и девок — не кормит их, не поит, а луп­ цует ухватом или клюкой, обзывает нехорошими словами. И сама она ходила в такую пору нечесаная, немытая, пьяная, матершинные частуш­ ки орала под нашими окнами, да еще и приплясывала. Девки подросли, и старшая — Агашка пригуляла ребеночка. Тетка Авдотья прогнала дочь с младенцем из дома, а сама побежала в Ени­ сей бросаться, и бросилась даж е, доплыла по-собачьи до сплавной б о ­ ны, вылезла на нее мокрая, жалкая и выла среди реки протяжно, оди­ ноко и жутко. После этого тетка Авдотья вернула Агашку домой и стала жить смирно-тихо. И стариться начала быстро, обвисла, ссутулилась, поседе­ ла вся. Дом она содержала теперь обиходно, даж е форточку в раме проделала, чтоб вольный дух помогал расти дитенку. Наряжалась тет-