Сибирские огни, 1968, №1
В. Листоносов весь держится на любви к простым людям, к родной земле, к дерев не. Вот как начинается один из лучших его рассказов «Брянские»: «Пока я прохожу за сыхающее поле, прыгаю по камням и отмели через речку, пока кружу, опускаюсь и под нимаюсь по хуторской дороге мимо доми шек и взбирающегося по горке леса, пока медленно, врастяжку, бреду, прячась в гу стой тропе, цепляя за ветки и принимая на плечи, на голову осенние листья, и выхожу к их дому на свет окошка, уже пологом стелется ночь, такая пустая, похолодавшая, а над низиной, на той стороне, повисает тяжелая, искрасна-смуглая луна. Как хорошо-то у них, как радостно про ходить по двору с пряслами, опять видеть корову под шелковицей, бабку за дойкой, старика, сидящего на земле, приморивше гося за день на вьгпасе, здороваться, са диться рядом или валиться спиной к траве, видеть густо посыпанное звездами небо, а после брать ведерко и, сделав несколько ша гов, нагибаться под ветками, щупать тропу к роднику, у белолистии и, черпая воду, вдыхать сырой запах с исподу. Кажется, никогда бы не оставил этого места, ни на какие городские прелести не променял бы этой тишины и одинокоети леса, их комнаты с кислым запахом, с двумя окошечками на огород и вниз на долину» В. Лихоносов пишет о тончайших движе ниях души человеческой, о том, как возни кает, растет, меняется или умирает чувство. Эти первые небольшие книжки, по су ществу, рассказывают об одном, человеке — о самом авторе, о его встречах с людьми, с миром, с природой, о его любви, страда ниях, тоске, счастье, надеждах, поисках. Он весь сосредоточен «а своем внутреннем ми ре. Слава богу, нет у него казенной боеви тости, крикливости, которые не производят никакого впечатления. Он слышит не слы шимые многими «голоса в тишине», голоса человеческих сердец, голоса полей и рощ, голоса любви и печали, голоса деревенских людей. Проза В. Лихоносова привлекает искрен ностью, естественностью, живой интонацией. Его рассказы и повести — это непринужден ная беседа. Он рассказывает как бы впол голоса, а то и шепотом, в темноте, и его слушают, затаив дыхание. Ни разу рассказ чик не вскрикнет, не щегольнет сногсшиба тельным сравнением, эпитетом, все у него правдиво, без нажима. У него нет закручен ных сюжетов, нет литературщины, красиво сти, всяческих ловких эффектов, со страни цы на страницу течет саман будничная жизнь, возникают перед нами самые простые люди с простыми, повседневными заботами, со своими недостатками, такие наивные, не казистые и— вместе — мудрые. От его рас сказов «и хорошо и грустно». Порой он говорит о суровой, трудной жизни, о неустроенных судьбах («Марея», «Женские слезы», «Родные», «Чалдонки»). Сколько верного, чисто русского, народного, всем нам знакомого в этих рассказах! «А дорого — то сказать, что все способны видеть и никто ле видал» (А. Фет). В этих расска зах жизнь такая, какая она есть: нелепая и мудрая, горькая и счастливая, но всегда таящая в себе поэзию. Полная любви к детям, к людям, ко всему доброму в мире предстает перед нами обаятельная Таня в повести «И хорошо и. грустно» («Таия, Таня»), Чистой и чест ной, ей мучительно видеть тупых и черствых эгоистов, как старший воспитатель в ин тернате Андрей Евсеич, как мать «трудно го» Валерки. Она непримирима к ним. О юности Мишкиной души, о ее пере- полохах, когда не знаешь, кого любишь, а любишь сразу весь мир, о том, как возни кает хрупкое чувство и как оно гибнет, рас сказывает маленькая повесть «Чалдонки»... Автор сейчас в самом начале пути. Н а чал он его удачно. Он выложил то, что ко пилось в его душе долгие годы. Мне к а жется, что следующий шаг в литературе бу дет для него 'нелегким, если он не захочет повториться. Впереди ждут поиски новых тем, оттенки иных чувств, расширение для себя и познание иных сторон мира, иных людей и характеров, более широкие обоб щения, взгляд в иные глубины современной жизни, и в этом процессе усложнения сво его творчества, исследования еще не затро нутых автором областей жизни (а подлин ное дарование не может без этого обой тись!) есть опасность утерять найденную, так трогающую читателя, лирическую инто нацию, тонкую поэтичность, то неповтори мое, что уже есть у В. Лихоносова. Поэто му автору нужно быть самому настороже и сохранить найденное, обогатив его более широким взглядом на жизнь, на общество. Порой В. Лихоносов теряет чувство ме ры и становится дотошным в детальных описаниях, а это особенно опасно в рас сказах, лишенных напряженного действия. Так, например, затянут один из самых зна чительных рассказав «Родные». В повести «Тоска-кручина» утомляют сцены в кафе Геныча с Георгием, а потом Геныча с Га линой... Но эту беду еще можно исправить. Главное, что появился в пашей лирической прозе еще один интересный писатель, взра-' щенный сибирской землей. Б. Т а т а р и н ц е в ОБОРВАВШИЙСЯ ПУТЬ Б ПОЭЗИЮ П р и жизни автора книжки «Сердце в * *строю» Давида Лившица1 стихи его издавались только один раз. Это было ' Д а в и д Л и в ш и ц . Сердце в строю. Н о восибирск, Зап.-Сиб, кн, изд., 1967,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2