Сибирские огни, 1968, №1

были известны как фельетонисты, разобла­ чавшие и непмана, и совбюрократа, и кула­ ка, и господ Ллойд-Джорджа и Чемберлена. Но все трое, особенно Кольцов, много писали и статей и очерков о значительных событиях нашей жизни. Так, Кольцов рассказывал о «рождении первенца» — им оказалась Шатурская электростанция, за ­ тем — о строительстве Балахнинского бу­ мажного комбината, потом — о новых электростанциях, построенных по ленинско­ му плану. Вспоминая об этом плане, в который не мог поверить Уэллс, о карте, которую видели делегаты исторического съезда Советов, Кольцов в 1929 году имел основание написать: «На ней электрически­ ми точками сверкали будущие станции, главнейшие опорные пункты ленинского плана электрификации. Сейчас на этих местах уже гудят не будущие, а настоящие гигантские турбины. Гудят и шлют потоки энергии громадным хозяйственным рай­ онам». О чем бы ни писал Кольцов — все у него было окрашено юмором, о самом серь­ езном он говорил с улыбкой. В его очерке, лирическом фельетоне (его называют иног­ да положительным) звучало то, что он называл «смехом победителей». Эта черта фельетониста, проявившаяся и в очерке и в статье, придавала его публицистике непо­ вторимые черты. Кольцов буквально завое­ вывал читателя с первых строк своего про­ изведения. Он называл очерк, скажем, «Важный кирпич». Читатель, заинтригован­ ный таким названием, брал в руки газету и обнаруживал, что «кирпич» этот — том новой Советской энциклопедии. Нет,' Коль­ цов не мог пропустить такого события в культурной жизни. Он вообще не мог чего- либо пропустить. И вот, собранные вместе, очерки Кольцова уже сами представляют из себя яркую картину эцохи, уже по ним можно судить о важнейших событиях двадцатых-тридцатых годов. Недаром Кольцов как-то шутя произнес, что так, незаметно им «обслужено целое десятиле­ тие революции». В этой своей работе, радуясь и способст­ вуя «сотворению мира» (так называлась одна из его книг), Кольцов сам был твор­ цом. Он не только писал, но был организа­ тором и участником множества начинаний. И строительства первых советских самоле­ тов, и перелетов Москва — Анкара и Москва — Тифлис — Ташкент, и строитель­ ства Зеленого города под Москвой. Все это становилось с годами естественным для писателей-публицистов Советской страны. В поездке по Европе, в сравнении В двадцатые годы лишь немногие совет­ ские писатели побывали за рубежом. Поездки эти были для лиц, обладающих советским паспортом, делом сложным и порой не безопасным. Советский зарубежный очерк обязан своим появлением прежде всего Ларисе Рейснер, Владимиру Маяков­ скому и Илье Эренбургу. Причем, с точки зрения ясности позиции и открытого ут­ верждения идей социализма, наиболее важными для той поры представляются выступления Рейснер и Маяковского. Позиция советского человека за рубежом, выраженная словами поэта: «у советских собственная гордость», проявилась здесь наиболее полно. В 1921 году вместе с советской дипло­ матической миссией Рейснер побывала в Афганистане, первой стране, с которой у нас были установлены дружеские отноше­ ния. В результате этой поездки появилась очерковая книга «Афганистан», представ­ ляющая из себя не только путевые очерки, заметки об экзотике, свежие впечатления, но и глубокое исследование жизни Афгани­ стана. Рейснер писала о чертах нового и старого в быту афганцев, о темноте и неве­ жестве, о трудной судьбе женщины и национальном пробуждении народа. Это пробуждение связано и с русской револю­ цией. «Большевик —: это звучит так гордо у певца, поднявшего над головой винтовку, английскую винтовку, снятую с побежден­ ного' врага...» Острый глаз публициста выхватывает наиболее значимые картины афганской дей­ ствительности. Таково изображение нацио­ нального праздника, на котором «танцуют не просто зойну, но войну с Англией». Колониальная политика Британии разобла­ чалась Рейснер и в ироническом портрете «гениального эксплуататора Вандерлиппа». Современная Рейснер критика довольно точно охарактеризовала ее очерки, говоря, что от них пахнет «больше порохом, неже­ ли розами Востока». Да и как могло быть иначе у советской журналистки, вся недол­ гая жизнь которой была борьбой! Недаром сразу же после Афганистана, узнав о рево­ люционных выступлениях в Германии, она спешит в Гамбург, туда, где сражаются на баррикадах рабочие. И хотя Рейснер чуть запоздала — восстание оказалось подавлен­ ным,— она все же по следам событий со­ здает свой художественный репортаж «Гам­ бург на баррикадах». В этом репортаже, как и в других германских очерках Рейснер («В стране Гинденбурга»), интересен сплав публицистического и художественного, столь важный для писательской публицис­ тики. Тут и глубокое объяснение характера восстания, и характеристика сегодняшнего положёния («Три военно-полевых мясоруб­ ки спешно засовывают в тюрьмы участни­ ков уличных боев), портрет товарища Т. (Тельмана), и знакомство с «квадратным, костистым, лобастым, стиснутым в кулак, бухающим как оглоблей рабочим, схватив­ шим в свои железные руки вожжи Гам­ бургского восстания». Лариса Рейснер оста­ вила ценные свидетельства о Германии двадцатых годов, разоблачила реакционные круги страны, которые толкали нацию в