Сибирские огни, 1968, №1
на сцене становилось легко, и такая рождалась в душе радость творчества, что мне- не выразить этого словом... Однажды, когда мы возвращались за кулисы, Станиславский придержал меня за. плечо и погрозил пальцем: — Эго не тебе, а мне аплодируют... Милый, чуткий Константин Сергеевич! Он и в такой момент оставался гениаль ным педагогом, оберегая меня, мальчишку, от самого пагубного — актерского само мнения... Не могу умолчать об одном конфузе. Что-то случилось дома, и я опаздывал на спектакль. Вбежал в гримировальную, еле дыша, на ходу сбрасывая с себя гимназический ремень, блузу... Пока проворные руки костюмера облачали меня в платье и шнуро вали корсаж, гример Яков Иванович Гремиславский прилаживал локоны, которые всегда кокетливо выглядывали из-под чепчика. Немножко ретуши на брови, краски на губы — и я лечу на сцену. Помощник режиссера спокойно стоит «а своем месте. У его ног — игрушечная лошадка, с которой я начинаю выход. Ну, слава богу!.. Беру в руки веревочку. «Пошли»,— шепчет помреж, толкая дверную створку. Пошел... Все как будто хорошо. Зал бурно реагирует на каждую реплику. Кон стантин Сергеевич в ударе, и мше очень хочется играть. Идет знаменитый эпизод с розгами. Я начинаю визжать. Вот Арган загибает мне подол и... розга неожиданно крепко ложится на мяг кое место. Соображаю: с чего бы это? Ведь Арган не сечет дочку, он только замахи вается. Я, натурально, ору шибче. Зал ревет. Но мое ухо улавливает какую-то иную тональность смеха: он звучит взрывами. Так бывает, если на сцене что-то случилось, вмешалось постороннее. И вдруг холод пробегает по взмокшей спине: штаны! Мои серые, бездарные гим назические штаны,— я забыл снять их в спешке! Л ежа на руках Константина Сергеевича, чувствую, как он весь трясется от смеха. На этот раз мы не вышли на вызовы. 6 За все годы пребывания в Художественном театре Мольер принес мне самую большую прессу, особенно в дни гастролей в Петербурге весной 1913 года. Но поначалу я относился к рецензиям равнодушно, еще не ощущая их коварного аромата. Кое-что было забавным. Например, отзыв Николая Шебуева, видного журнали ста, в «Обозрении театров» за 19 апреля. Ничтоже сумняшеся, он писал: «Из отдельных исполнителей лучше всех, конечно, Станиславский. На второе ме сто поставлю совершенно неожиданное имя — Коля Ларионов. Это мальчик лет де сяти (автор ошибался: мне было значительно больше.— Н. Л .), чрезвычайно талант ливо исполнивший роль младшей дочери Аргана...» П. Ярцев, рецензент «Речи», был солидарен с этой оценкой: «Очень хорошо играл Коля Ларионов девочку Луизон...» Неизвестный 3 Б. пел дифирамбы в «России»: «...восхитительный Коля Ларионов, до совершенной иллюзии олицетворивший девочку Луизон и вызвавший аплодисменты среди действия...» Я никогда не хранил эти опусы критики — не потому, что был так уж скромен, а просто по недомыслию. Все эти выписки были любезно предоставлены мне музеем МХАТ и его директором Федором Николаевичем Михальским. Теперь, подходя бодрым шагом к финишу, перечитываю то, что писалось тогда,, не только с грустной улыбкой, но и с удовольствием.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2