Сибирские огни, 1968, №1

нослива теперь. Сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами готовили «Месяц в деревне!» Осталась я одна из семьи основателей, еще играю, не утруждая себя.. Кик же мне не вспомнить моего сына тургеневского — мальчика в длинных штанчиках, в курточке с кружевным воротником, с длинными волосами!..» Это письмо, в котором дрожали старческие строки, я получил в 1946 году. То был голос минувшего, положенный на бумагу рукою Ольги Леонардовны Книппер, что была когда-то Натальей Петровной Ислаевой. Весточка эта пришла в дни, когда еще разгребали руины на нашей земле, взрастившей Антона Чехова. И все, все вдруг необычайно придвинулось к памяти. Тогда-то я и решил написать о Синей птице, которую надо искать до конца дней своих. Написать для тех, кто уже прожил эти дни, а прочитав, быть может, сумеет -снова подняться по их ступенькам. Написать и для тех, кто только начинает свое вос­ хождение в мир, полный всяческих удивительностей, населенный драгоценными встре­ чами, каждая из которых — Синяя птица... Я вижу старый Пречистенский бульвар в старой Москве. Здесь стоял строгий четырехэтажный дом, выложенный красным кирпичом. Вижу маленькую квартирку, в которой перебывало столько народа. И — какого народа! Чехов и Горький, Станис­ лавский и Южин, Симов и Немирович-Данченко,— могучий союз искусств... Сюда приезжали после спектакля, либо после бурного литературного собрания, и вдова Чехова усаживала всех в кресла, что стояли вдоль стен гостиной, украшенных ре­ ликвиями русской культуры. Словно в зеркале, возникает передо мною стеснительный гимназистик с лицом, бледным от недосыпания, еще вчера озаряемый светом рампы. Он получает в этой квартирке из рук своей тургеневской матушки два- толстых тома: это — только что изданные впервые письма Антона Павловича. Я читал эти письма зимой, сидя в буфетном зале Александровского вокзала, где спасался иногда от уроков, и где было тепло и подавали вкусный кофе со сливками, который так любил Гаев. Здесь можно было просидеть весь день, забыв, что ты гим­ назист и тебя ждет французский язык. ' Я читал письма Чехова, и он виделся мне рядом с чайкой, что дремлет в склад­ ках театрального занавеса. Слышался мне в шуме вокзала говор морской волны, что оседала у берега Ялты и ластилась к человеку, когда он стоял, задумчиво шурша твоей палкой в прибрежной гальке... 4 Много сказано и написано о Станиславском. И это справедливо: ведь такие люди -уж не столь часто рождаются на земле, и потому о них важно знать все Хочется рассказать о нем и потому, что именно он на заре моей «туманной юности» учил меня любить прекрасное всей своей жизнью в искусстве. Да и сам Станиславский — разве не есть прекрасное? На протяжении почти восьми лет я очень часто видел Константина Сергеевича —■ в театре, или на дому в Каретном ряду, где он тогда проживал, либо в Первой сту­ дии, напротив которой высилось серое здание гостиницы «Дрезден» и где теперь бурлит широко известный ресторан «Арагви». Мне посчастливилось бывать всюду, где совершалось великое таинство театра — в репетиционных помещениях, на просмотрах, даже в буфетной комнате, которая и сейчас на прежнем своем месте, и где за стаканом чая это таинство продолжалось. Я не забыл, как в Первой студии Константин Сергеевич принимал ее новую ра­ бо ту— «Сверчка на печи». Белый от волнения, Борис Михайлович Сушкевич, тогдашний директор студни,