Сибирские огни, 1968, №1

— Мы обязательно создадим такое бюро в районном масштабе. Привлечем энтузиастов, и вся жизнь района будет у нас вот здесь, как в зеркале! — Он д аж е прошелся по кабинету, и я успел заметить, что костюмишко по-прежнему болтается на нем как на вешалке, но что туфли у него отличные, чешские, на толстой подошве... Как бы спохватившись, Забродин стал расспрашивать о моей жиз* ни: где живу, работаю, не женился ли? — Дали комнату в общежитии,— сказал я.— Нет, пока не женился. А у тебя как? — Да мы вот тоже с Лилей получили недавно квартиру... Собствен­ но,— улыбнулся он,— ей дали, она же семь лет стояла... — Это Кузьмина, что ли? — небрежно спросил я. — Бывшая,— опять улыбнулся он тепло.— У нас же, Савик, сын растет, Олежка! — Поздравляю,— сказал я, идиотски растягивая губы до ушей. В общем, продолжали мы в таком духе, и я все ждал, что он нач­ нет расспрашивать про институт, но он почему-то не спешил, и тогда я сам стал наводить разговор на эту тему. Он посерьезнел, стал слушать. Я же почувствовал, как у меня зажгло уши, такой жар подступил к го­ лове. Я говорил едко и иронично (чего жалеть прохвостов!), я гвоздил наших руководящих стариков. Сколько денег тратится впустую! Ведь машина, в сущности, ни одна не работает... А уже несколько человек защитили диссертации, гребут теперь колоссальные оклады! Премии делят между собой, рядовым же конструкторам, будто на смех, суют по пятерке... Есть в институте целых три лодки с моторами. Так года­ ми они лежат на дачах главинжа и директора! Сколько бы людей за это время провело свой отдых на воде! Принимают на работу всяких родственниц, они ни бум-бум, сидят и получают оклады... Забродин слушал, и у него при этом было болезненное лицо. «Сдает старик,— подумал я,— такая работенка, что...» И резал дальше, чувст­ вуя, как мне становится все радостнее. — Здорово ты их,— задумчиво сказал он.— Прямо под орех... «Наконец-то! — ликуя подумал я.— Мы тоже, брат, не лыком шиты, мы уже не те, бессловесные! Было когда-то... но, как сказал древний грек: все течет и все изменяется». — Не боги горшки обжигают,— скромно сказал я, хотя чувствовал такой душевный подъем, какого никогда еще не чувствовал. — Только, представь, Савик,— тяжело и устало вздохнул З а б р о ­ дин,— все это я уже знаю. Ты четвертый, кто мне рассказывает о ваших институтских делах... И, знаешь, почти с таким же блеском, с такой же уничтожающей иронией! Все-то вы отлично видите, все знаете, все по­ нимаете, вы умные парни... Только почему же вы молчали-то д о сих пор? — И вдруг, к моему полному смятению, он вонзился в меня своими безжалостными, как гвозди, глазами и стал чеканить: — Почему ты молчал целых пять лет? Видя все эти безобразия, понимая все? Поче­ му вы ждете какой-то карающей руки, когда сами вы такая сила! Ну хорошо, что я вот смогу разобраться, я инженер... а если бы кто другой? Так бы и носили это все в себе? Копили желчь, шептались по углам, иро­ низировали? Д а ведь и то, что вы вот бегаете ко мне и рассказываете, это же, прости меня, элементарное брюзжание... Д а когда ж вы, черт / возьми, начнете думать о России, а не только о себе?! Ой-ой-ой,— он сжал пальцами виски и прикрыл глаза. — Но где бы я что сказал, интересно! — из последних сил сдержи ­ вая жгучую обиду и какой-то демонический хохот в себе, выдавил я ,— Из комсомола я, увы, уже выбыл...