Сибирские огни, 1968, №1

прямо извелся от бесконечных и довольно въедливых самоанализов, от этих, предполагаемых пока что, разговоров с ним. В конце концов я сам после работы поехал к нему в райком. Сидел в приемной и, дожидаясь, когда он освободится, разглядывал озабоченную секретаршу и посетителей. Посетители эти выходили из кабинета или влажно-распаренные, или взбешенно-бледные, или просто довольные, или сияли, как именинники... И тут только, сидя в приемной, я стал трезво осмысливать, на что решился и как это я мог решиться на такое... Я представил своих руко­ водящих стариков и всех этих женщин с роскошными бюстами, пред­ ставил, как Забродин возьмется за них, устроит им аутодафе, и все это из-за меня. Как они будут смотреть на меня после всего этого, как я буду себя чувствовать в их среде после всего этого?.. Ну, вкатят стари­ кам по выговору, ну, уволят кое-кого... А ведь остальные-то, мне ведь с ними работать? А начнутся склоки, козни? Я представил, как за моей спиной говорят обо мне, показывают на меня глазами, умолкают при. моем появлении... «Вот уж от кого не ожидали! Думали: хороший па­ рень, весельчак, эрудит... Гадали, на ком может жениться, а он, оказы­ вается...» Представил я это все себе, и так у меня заныло внутри, что я потихоньку вышел из приемной и, раздираемый сомнениями, направился домой. На следующий день я все же решил: будь, чго будет! Но сидя в приемной, опять пережил все муки человека, решившего поступить, как велит ему гражданская совесть. Перешагнуть порог забродинского кабинета я насмелился лишь на третий день. Ночь перед этим плохо спал. Несколько раз просыпался, вставал, ходил по своей холостяцкой комнате. (Живу я один. Теперь, когда перевалило за тридцать, найти себе жену нелегко. Появилась уж е этакая, знаете, трезвость, и вижу я человека насквозь. Женщины, понятно, имеются, но если она пончик — так дура из дур, если умница и характер золото — так лицо лошадиное или ноги волосатые. И все ча­ ще я прихожу к выводу, что единственная женщина, которую я... ну не то, чтобы любил, а смог бы, наверное, полюбить, это была Лиля Кузьми­ на...) Так вот ходил я по своей комнате, машинально включал и выклю­ чал магнитофон, трогал кипы сатирических журналов — свои бесцен­ ные сокровища, курил, опять ложился и снова со всех сторон прини­ мался рассматривать то, на что я собираюсь решиться. Дошло до того, что я сам на себя стал глядеть с иронией: клевое дело, а ты изводишь себя сомнениями! Вот случай доказать себе самому, что не боги гор­ шки обжигают. Давай, Савва, действуй! Час настал. Безобразия есть безобразия . С ними надо покончить. Правда на твоей стороне. И все же, когда я переступил порог его кабинета, в коленках у ме­ ня была противная дрожь. Он встал мне навстречу, человек, пошат­ нувший мое мировоззрение и положивший меня на лопатки, человек, уведший от меня Лилю, и человек, о котором я часто вспоминал в ми­ нуту хандры или усталости от жизни. — Савик! Какими судьбами? Был он все тот же, только на висках что-то уж больно благородно побелело да глаза пустили лучеобразные моршины. Разговорились. Вспомнили завод. Гена Гулин, оказывается, вовсю внедряет в службах, цехах и отделах счетно-решающие устройства. Лев Печенин выпустил свой сборник, Василь Петрович наконец женился, но туризма не бросает. Рига Шля'ман? О, она возглавляет бюро социоло­ гических исследований! Тут .^аородин оживился, стал рассказывать, как размахнулись они там на заводе.