Сибирские огни, 1968, №1

следующем номере Печенина до полусмерти избил какой-то оптимист, подписавшийся «Коля Брюньон». Печении, прочитав, опустил в иронии уголки своего аристократического рта и тихонько пробормотал чго-то насчет «жеребячьей жизнерадостности». — Требуй сатисфакции, граф! — смеялись вокруг. Печенин поглядел на улыбающиеся лица и сказал с печалью в го­ лосе: «Люди страдальцы, вас мчит быстротечная жизни река, от порога к порогу в пропасть забвенья». Не проходило дня, чтобы Забродин что-нибудь не провернул. Вер­ нее, делали другие, но я-то знал этих других, я знал, что раньше нико­ го нельзя было сдвинуть с места на что-либо, не касающееся лично его. — Слушай, Маня,— ласково сказал как-то Забродин Мане Шо­ тин ой .— Как ты думаешь, не провест^и ли нам вечер на тему, скажем, эстетика быта?.. Ты знаешь, многие ведь ни черта не смыслят в том, как правильно на стол-то накрыть, как за ним сидеть... я, например. И в красный уголок натащили посуды и всякой другой дребедени; демонстрировалось, что куда ставить и что куда класть, и как сидеть и как хлебать, как знакомиться, здороваться, входить и выходить. Все прошло с юмором, и никто не заснул. А Маня сияла, порхала, щебета­ ла,— откуда что взялось... Д а что Маня, а Лиля Кузьмина! Так и вспыхивает вся от его слов, как сухая соломинка от огня. «Наверное, все готова сделать для него: разбиться в доску, пойти на муки, трудиться до седьмого пота, «жер ­ твовать собой»,— думал я с невеселой усмешкой. Меня все больше раз­ дражала всеобщая ослепленность, повальное идолопоклонство. Д аж е Льва Печенина, эту демоническую личность, я все чаще стал видеть б е ­ седующим с Забродиным. Дошла очередь и до меня. — Слушай, Савик,— подсел он ко мне во время обеда,— ты что-то у нас самый пассив. Давай-ка возьми на себя сатирический отдел в га­ зете, а? Карикатуры и шаржи у Риты блеск, а вот литературная сторо­ на... А ведь в сатире и юморе ты дока, любого из нас заткнешь за пояс. К тому же ты полиглот, как я понимаю... Вот и переплети все это, сделай поярче, в общем не мне 'тебя учить! Договорились? «Довольно примитивный прием»,— усмехнулся я и, в миг подавив в себе пикнувшее было тщеславие, отказался. Но он стал настаивать, полез в душу: почему да почему. И что-то беспощадное было в его глазах, острых как гвозди. Так что я в конце концов согласился. — Попробую, только вряд ли что выйдет... — Договорились, значит? «Пожалуй, наглостью он берет, вот чем... Вперится в тебя своими фарами и пошел, и пошел... Вон они у него какие! Кажется, видят, что у человека в кармане-то лежит, не только в душе... В самые потроха человеку ввинчивается, и что тому остается делать? Нет, это не Илья Калачев, который всегда обращался к массам: товарищи, надо^то-то сделать, кто возьмется?» Чтобы отвязаться, дал в газету кое-какие афоризмы: «Конструктор не думает — конструктор чертит». «Вся наша жизнь — борьба: до обеда мы боремся с голодом, после обеда — со сном». «Туризм— сплошная рюкзотика». «Изречение древнего грека, промокшего до нитки: все те­ чет и все из меня...» Читали, посмеивались. Прочел и он, тут ж е подошел: — Ничего... только, понимаешь, Савик, уж больно беспредметно.