Сибирские огни, 1968, №1
Работу бюро признали удовлетворительной. Приступили к выборам нового секретаря. Кто-то предложил кандидатуру Гены Гулина, тот д аж е не услышал, а когда его толкнули в бок, он, будто разбуженный среди ночи, завертел своей кудрявой башкой: — Что? А? Кого-кого? Меня-а-а? Собрание оживилось. Маня Шошина лукаво этак, бестия, погляде ла на свою соседку и предложила ее кандидатуру. У Лили округлились глазки-алмазки. Я же заочница, товарищи! — взмолилась она.— Ты, Маня, сооб ражаешь? Я вот тебя... Товарищи, я предлагаю Шошину! Собрание почти развеселилось. Уголки рта у Льва Печенина снова дрогнули в иронии. Товарищи, посерьезнее! — звонил председательствующий каран дашом по графину. Паргорг Петр Степанович предложил оставить комсоргом Илью Калачева и убедительно мотивировал свое предложение. Стало ясно, что придется Илье и дальше носить шапку Мономаха. Тогда слова попросил новенький, а услышав: «Пожалуйста, това рищ Забродин!», стремительно встал. Все заинтересованно притихли. Но он молчал, будто колебался, и от этого тишина стала абсолютной. А когда она стала абсолютной, эта тишина, он отчеканил: — Я... смогу быть комсоргом, товарищи. И думаю, что сделаю ком сомольскую жизнь в отделе интересной... если, конечно, вы меня избере те и станете мне помогать. У Коровина отвисла нижняя челюсть, карандаш Риты Шляхман звонко треснул, и зернышко, прошуршав по бумаге, упало на пол. У Льва Печенина в глазах вспорхнули птички любопытства. Вот те раз! Н-ну, отколол же, братец! Как в Штатах: я буду пре зидентом! Неловкая тишина затягивалась, слышно было, как в батареях ото пления утробно переливается вода. Уж невыносимой становилась ти шина, уж становилось дальше невозможно... Пространство натянулось, как капроновая ткань. — Правильно! — вскочила тогда Лиля Кузьмина.— Какого черта! Шокированы? Немая сцена? Не по форме? Самозванец? Слыхано ли? А я — за! Развели доклады, все по бумажке, по стандарту — скукоти ща! Д а комсомольцы мы или не комсомольцы? Ну, изберем Илью Ка лачева, ну, и опять будет сон в Обломовке, так ведь, Илья? — Так,— сокрушенно развел тот руками. И собрание, расходясь, расходясь, расходясь... зашумело. Председа тельствующий теперь не переставая лупил по графину так, что тот, поди, покрылся сетью микротрещин. И такими же невидимыми трещина ми покрылась вся атмосфера собрания. И крикунов же нашлось, и ора торов! Лица, всегда внушавшие доверие, вдруг понесли горячку,'каза лось, сбросили пиджаки, ослабили на шее галстуки и трудились, засу чив рукава. В общем, разнесли в пух и прах удовлетворительную работу Ильи Калачева... Но, как я заметил, больше всего шумели те, чьи кандидатуры выдвинули на голосование... А Илья Калачев, так тог прямо с наслаждением подверг себя уничтожающей критике. Новичок смотрел, слушал, молчал, но в глазах его горел «адский пламень». «Любопытный малый,— думал я, шагая домой после собрания.— И что это ему взбрело... Молчал, молчал и вдруг заговорил. Себе на уме, оказывается. Ну да, поживем — увидим».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2