Сибирские огни, 1968, №1
мает, а начнет говорить — не то, и потому предпочитает помалкивать. Из таких, видно, и этот Федот, решил я тогда. Наблюдал я его и в цехах: — Забродин ...— И обязательно пожмет работяге руку и о чем-то начнет расспрашивать. «Юморист! — думал я. Это у нас было как-то не в моде, этакое хождение в народ... Если надо, разъясним, покажем, что к чему, и — к с ебе в отдел.— Ну да, это он поначалу хорохорится, поначалу-то оно всегда интересно!» Нет, не зря у парторга отдела Петра Степановича перед самым концом работы нашелся неотложный разговор к Мане Шошиной,— со обр аж ал я в гот памятный день, подписывая чертеж. Кульман Мани у самых дверей, и хотя уж неделя, как на доске для объявлений висит яркая бумага об отчетно-выборном собрании, забывчивых комсомоль цев будет пруд пруди. Вот и звонок, вот и забывчивые заспешили к выходу... Ага! Так и есть! Хлопают себя по лбам при виде Петра Степановича — хлюсты! Не-ет, брат, Петр Степанович — голова! Вертай обратно. Расселись, заставили стульями главный проход, кто не поместился, скрылся за досками кульманов. Илья Калачев, комсорг, начал: — За отчетный период вся наша страна... Лю блю я незаметно наблюдать за людьми на таких собраниях! Ну, судите сами: вот Гена Гулин достал блокнот и карандаш, поглядишь — стенографировать собрался человек. Наморщил лоб, так что кудрявая черная шевелюра вместе с кожей погешно съехала с макушки. Есть! Написал, подчеркнул, обвел и пошел интегрировать, только хруст стоит! Жить, образина, не может без интегралов. Уйду, говорит, в университет, в науку; скучища на заводе. Ишь какой — в университет... Илья Калачев, между тем, перечислял положительные стороны ра боты бюро: ряды пополнились на столько-то, металлолома собрали опять ж е больше, чем в прошлом году, все указания комитета комсо мола выполнялись, культпоходы в кино и цирк были, правда, без по следующих обсуждений... А что поделывает Рита Шляхман? Ба! Д а ведь она рисует Гулина... Что же, в самый раз! Когда он уминает интегралы, тут-то его и взять на карандаш. Стриженая, в кожанке, ну прямо комиссарша эта Рита, не хватает только браунинга на боку. И мастер же она в дружеском шарже, спасу нет! Прищурилась в прицеле, а карандашик хлопочет, хлопочет над гулинским носом, ушами, очками... — ...Наряду с положительными сторонами в работе бюро были и отрицательные, так сказать, стороны,— шпарил Илья Калачев.— Так, некоторые комсомольцы нерегулярно платили членские взносы, бюро недостаточно занималось воспитательной работой... При этих словах красивые губы Льва Печенина дрогнули в иронии. Но и только. В следующий же миг глаза его снова опустели и устави лись в кульман. Хотел бы я знать, какие строки слагаются сейчас в его поэтической голове, уж наверное не для печати... Лев Лечении — от- дельский аристократ. Всегда в безукоризненной черной паре, накрах маленный воротничок рубашки, лицо, над которым природа трудилась в белых перчатках. Д а ж е завидно малость было. Любил он под настроение читать полузабытых поэтов: Как больной, я раскрываю очи, Ночь, как море темное, кругом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2