Сибирские огни, 1967, № 12

В семье Мезиных—целый десяток детей. Чуть не все погодки. Стар-* шими были две девушки. — Которую отдаете? — спросила Елизавета Васильевна. — Вот эту, черненькую,— ответила хозяйка дома, подталкивая впе­ ред девушку.— Пашеньку. Не глядите, что она сухонькая,— на рабо­ ту дюже проворная. Она и печку стопит, и хлебы спечет. Ко всему свыч- ная. Договорились о плате —два с полтиной в месяц. И вдобавок са­ поги. Паша пришла через день, под вечер, в старенькой холщовой каца­ вейке, принесла с собой кудельную подушечку... Поздно ночью, когда Надежда уже легла спать и во всем доме го­ рела единственная лампа под зеленым абажуром, Владимир Ильич перед сном пошел на прогулку. В темной кухне у порога обо что-то запнулся. Раздался испуганный голосок. Он зажег спичку: на полу, запахнув кацавейку на груди, скрючилась девушка. — Пашенька! Вы почему здесь спите? Почему не в кровати? — Боязно одной-то.— Девушка, вскочив, озиралась на чуланчик.— Буканушка из-под печи вылезет. Задавит. — Домовой? Ну, это, Пашенька, предрассудки. Никаких домовых нет. Нигде. — А мамынька говорила... Иконки нету — он задушит. — Но мы, как видите, живы-здоровы. Проснулась Елизавета Васильевна; быстро накинув халатик, вы­ шла в кухню. И Надежда тоже вышла к ним. Пашу успокоили; уложив в постель, обещали дверь чуланчика и дверь в столовую оставить от­ крытыми. Бояться нечего. Когда вернулись в свою комнату, Надежда сказала: — Дома Паша привыкла спать на полу. Вповалку со всей семьей. Под одной дерюгой. — Там иное дело: теснота, бедность. — Мы уже купили для нее зубную щетку, порошок. Насмешили де­ вушку. На следующее утро Елизавета Васильевна показала Паше, как по­ лагается накрывать стол «по-городски». Девушка дивилась — каждому по тарелке! К чему такая придумка?! У них дома в обиходе — одна большая чашка на всю семью. Только и всего. А здесь каждому еще по маленькой ложечке?! Х-хы! Даже смешки берут! И эти вилки? У них вилами-го бросают коню сено! И ножики класть?! — Зарезаться, чо ли?! Сотрясаясь от смеха, Паша прикрыла рот уголком нового платка, подаренного Елизаветой Васильевной, и обдернула незнакомый для нее фартук с двумя карманами, пришитыми неизвестно для чего. Девушка даже вспотела, ей захотелось пить. Бросив накрывать стол, она выбежала в кухню, зачерпнула из кадки полный ковш речной воды и стала пить глубокими глотками. Елизавета Васильевна выждала, пока Паша напилась, и, помешав недопитое выплеснуть обратно в кадку, сказала: — Вылей в умывальник. И больше, Пашенька, из ковша не пей,— это неприлично. Ну, нехорошо, по-вашему. Налей себе в стакан или в чайную чашку. — Х-хы! Мамынька узнат — обхохочется.—Уняв смех, Паша спро­ сила.— Чо же чашкаться-то? Вы не кержаки, я не татарка, хрещеная. — Надо говорить — крещеная. Учись всему. В жизни, голубушка, пригодится. 84