Сибирские огни, 1967, № 12
правую руку сжал в кулак,— Нет, не простит рабочий класс царю и всем его приспешникам их бесчисленных преступлений. Воздаст должное за гибель своих лучших сынов и дочерей! 6 По воскресеньям приходили крестьяне, спрашивали «аблаката», «заступника». По одному удрученному виду Надежда узнавала обездо ленных: — Володя, к тебе.— Иногда она добавляла: «Твоя слава растет, как снежный ком» или «Ты становишься знаменитым юристом на всю округу». Многие уже слышали, что для него небезопасно писать прошения своей рукой, и приводили с собой грамотного человека. Слушая невнятный рассказ, Владимир Ильич увлеченно, с огоньком расспрашивал несправедливо обиженного, стараясь добраться до сути дела. Надя, изредка проходя через столовую, в душе восхищалась дотош ными расспросами «аблаката», его бескорыстной заинтересованностью очередной крестьянской судьбой и готовностью помочь выбраться из беды. За что бы ни брался ее Володя, он. все делал энергично, увлечен но, с огоньком, в особенности тогда, когда был уверен, что перед ним не справедливо обиженный. Но бывало и иное: если он видел богатея-сутягу, в его голосе звучал металлический холодок и слова вырывались отрывистые, колючие: — Нет, нет. Я уже сказал: никаких прошений не пишу. И разгова ривать бесполезно. Сегодня пришел мужик в посконных штанах, застиранной пестря динной1 рубахе, подпоясанной сыромятным ремешком, похожим на су понь от хомута. «Грамотея» с ним не было, и Владимир Ильич, присмот ревшись к ветхой одежонке, заранее решил попросить Елизавету Ва сильевну переписать черновик. Звякнула тяжелая щеколда, скрипнула калитка. Надежда сказала: — Володя, там к тебе еще... — Пусть подождут. Где-нибудь на крылечке... Здесь — дело особое, архиважное: жалоба на мирового! Перед Владимиром Ильичей лежал лист бумаги с короткими запи сями. Первое слово было «Поскотина». Он и раньше слышал, а теперь окончательно уяснил себе: вся длина поскотины разделена на число дворов. И каждый сельчанин, независимо от количества земли, которую он обрабатывает в полях, и независимо от числа его скота, пасущегося на выгоне, обязан возвести и содержать в исправности одинаковый со всеми участок изгороди. Вот она пресловутая община! Узаконенный бес платный труд бедняков в пользу богачей! Бессовестный дневной грабеж! У крестьянина Пронникова, который сидел перед ним, одна лошадь да овца с двумя ягнятами. По-местному из бедняков бедняк! И вот на беду в начале страды упало звено его поскотины. В пролом вырвалось в поле стадо Симона Ермолаева. — Так,—Владимир Ильич сделал новую пометку на листе бума ги.— И большое стадо? Сколько голов? — А лешак их знат. Счету нет. Накупил окаянный быков. Бодаться 1 Пестрядь — льняной двухцветный холст в полоску, 32
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2