Сибирские огни, 1967, № 12

радь.—-Слушайте: «О, какими страшными злодеяниями и варварствами переполнен белый свет! По всей России всю плодородную при водах землю, луга, леса, рыбные реки и озера, всё это цари от людей отобра­ ли и помещикам да миллионерам и разным богачам отдали на вечное время. А людей подарили в'жертву голодной и холодной смерти». — Гневное и страстное обличение! — А вот на второй плите: «Все это я пишу не современным мне жи- телям, а тем будущим родам,' которые после смерти моей через 200 лет родятся». И дальше: «Да неужели ты, главное правительство, способно только одних здоровых овец пасти, это помещиков и подобных им, а сла­ бых овец оставлять на съедение кровожадных зверей?..» — Д дено известно, что способно. 1— И Бондарев заканчивает на своей плите: «Вот как я 22 года хо­ датайствовал перед правительством о благополучии всего мира... Вот так сбудется реченное: да снийдите во гроб, как пшеница созрела, во­ время пожатая. Прощайте, читатель, я к вам не приду, а вы ко мне при­ дете». Рядом с плитами поставил столик и завещал положить в неТо свою рукопись. П усть приходят люди и читают на могиле. — Да, страстные слова! Глубоко верные. И смелый он человек, этот деревенский обличитель. Повидать бы его. А вот авторская надежда, ч>о потомки прочтут каменные послания, несостоятельна. Ужасная жан­ дармская машина от тех плит не оставит ни крошки. Но дело не только в этом Через двести лет такое обличение не понадобится. Даже через двадцать. Оно останется, как историческое-обвинение мучителям, зако­ лоченным в гроб. Об этом теперь есть кому позаботиться. На лодке плыЛи через ШушеНку. Владимир Ильич сидел на корме, смотрел в синюю воду. С каждым взмахом его весло разбивало звезды, как белые кувшинки. Половинка луны висела ярким фонарем, высветляла дорожку среди кустов. По ней прошли в луга. Долго смотрели на остроглавые верши­ ны Саян с их бесчисленными снежными гранями, залитыми лунным светом. — Так, говоришь, напоминают Монблан, на который гы смотрел из Женевы? — спросил Базиль, вспомнив об одном из писем Ильича,— Хорошо там, в Альпах? — Природа роскошная. Я ехал из Вены через Зальцбург, родину Моцарта. Сразу за этой станцией дорога врезалась в высокие горы, вот так же покрытые вечными снегами. У самой насыпи лежали голубые озера. Я до Женевы не отрывался от окна. Обворожительные пейзажи, чистенькие прибранные поселки, цветы. Но — не дома. Это чувство все время дает о себе знать, и я не променял бы олеографическую Женеву на Питер, на нашу Волгу. По Швейцарии хорошо проехать, посмотреть, отдохнуть, а жить и работать фам русским нелегко. — Плеханов тяготится? — Он прожил за границей уже восемнадцать лет и, кажется, при­ вык. Стал европейцем в полном смысле слова. А вот нам на первых порах будет... Владимир взглянул на Надежду. Она отозвалась: — Ничего, Володя, нам недолго. — Конечно, недолго, — Поеле ссылки поедете в Швейцарию? — ^Непременно. В России, сам понимаешь, невозможно издавать 24