Сибирские огни, 1967, № 12

он там «взрослеет»,— «Земля мужества» не явилась таким открытием, каким остается «Через все преграды» в шеренге произведений о детях — участниках войны. Проблема «на что способен человек детского возраста, чего он стоит?»— главная для Н. Осинина как писателя, как гражданина, вопрос этот ставится, по сути дела, в любом его произведении. И совершенно естественно, что литератор, начавший свою деятельность повестью «Через все преграды», нередко обращается к таким жизненным ситуациям, когда от неуспевшего еще физически повзрослеть человека требуется, я бы сказал, «тотальная мобилизация» всех его неизведанных до той поры душевных и волевых ресурсов. Таковы рассказы «Соль» и «Бурей». Казалось бы, не выдержала четырнадцатилетняя Марийка Забелина первого же страшного испытания, во время которого роль ее, собственно, была совершенно пассивной: довелось ей увидеть, как фашисты и полицаи истязают раненного в живот партизана, и нервный шок сделал ее... немой! Но после этого-то и начинается главное. Лишившаяся дара речи девочка, мучительно переживающая это внезапно обрушившееся на нее несчастье, совершает настоящий подвиг — с больным, слабым стариком Сазонычем, рискуя жизнью, отвозит партизанам то, в чем они неотложно нуждались. «Вокруг серый мрак — косматый, колючий, как лапы столетних заснеженных елей. Ветер сдувает с тех лап серые хлопья снега и топит их в черной воде. Иногда из мрака, тихо, крадучись, к лодке подползает низкий берег. Берег тоже серый, как волк, от него надо быстрее отгребаться на середину. Болят, саднят натертые веслом ладони, и голова болит. Давно болит, целую вечность». И несколько дальше: «Тише! Тише!— улавливает она сипенье Сазоныча. Берег — серый волк — внезапно клацает железными зубами. — Пулемет!— застывает на месте Сазо- ныч с шестом». Концо'вка рассказа, где Марийка, встреченная партизанами, внезапно обретя голос, обращается к убитому деду Сазонычу: «— Дедушка! Дедушка, мы доплыли» — знаменует первую в жизни Марийки большую, подлинную победу и в то же время насыщена высокой трагедийностью. Особняком в творчестве Н. Осинина стоит впервые опубликованный в 1958 году в «Сибирских огнях» цикл миниатюрных новелл со сквозными героями — «Солнечный дождик». Впрочем, новеллы ли это? Может,— стихотворения в прозе? Право же, необязательно в каждом случае непременно требовать от писателя — неукоснительного соблюдения «законов жанра», а от критика — точного формулирования жанровых признаков. Важно, что это произведение является своеобразным гимном родной природе (здесь ощутимы традиции Пришвина и Паустовского), но — одновременно — и гимном человеку нашему, его труду. И показано все, так сказать, на экране воображения маленького Тимошика. И главная суть — в этом образе. Неиссякаемая, с каждым днем растущая любознательность мальчика, его восторженность — эти качества, сами по себе, нередки среди детей. Но (и в этом, мне думается, заключается главная особенность этой вещи!) Тимошик— ребенок все-таки с обостренной, причем — образной восприимчивостью. И если рассматривать «Солнечный дождик» с этой точки зрения, то можно заметить, что автор добивается как бы двойного эффекта. В самом деле: ведь восприятие само по себе явление пассивное, а вместе с тем, восприятие Тимошиком весны, леса, моря, да и сказок своей доброй, мудрой бабушки является актом активно творческим, ибо Н. Осинин дает нам возможность увидеть ребенка одаренного,— будущего художника или поэта. Нравится Тимошику сказка про волшебницу Веснянку, чья песня может сделать человека счастливым, и другим он сможет радость давать. Как бы ухитриться — услышать эту песню?! «Вот и сейчас: может, совсем не жаворонок звенит, а Веснянка далеко, у леса, поет, да разберись-ка попробуй, когда кругом такое творится! Горланят ребята — высыпали из школы. Гудят машины за поселком — в поле идут. Бормочут ручьи стеклянными голосами. Сыплется с крыши капель, барабанит по мятому жестяному бидону. А скворцы с воробьями прямо надрываются — перекричать друг друга хотят. Да что там! Сейчас каждая щепка, соломинка в лужице будто обложена серебром, оверкает, трепещет, поет. Все это сплывается в один весенний поток звуков — различи-ка ,в нем голос Веснянки!..» Удивительна главка или новелла «Море видит сны»! Сладко дремлет утомившийся впечатлениями Тимошик возле мамы и летчика Филиппа Васильевича на берегу моря, созданного людьми... Он и видит, как «подплыла ночь на черных мохнатых парусах, темной-темной водой из морских омутов залила костер на краю земли», а луна «бросила по небу горсть камней-самоцветов, принялась колдовать»,— и не видит этого. Он и слышит дальнюю песню, и близкий взволнованный шепот мамы, и странный ее разговор с Филиппом Васильевичем — и не слышит этого. А кажется ему, что сейчас он «может видеть и слышать все, чего захочет... Только надо плыть, плыть». Все написано так, что реальность славно 171