Сибирские огни, 1967, № 12

борющихся сил, Г. Марков как-то незаметно от объективно-повествовательной манеры переключается в пла-н субъективного восприятия изображаемого: «А вокруг ослепляюще зелено от травы и деревьев и сине от бездонного неба. Под палящим солнцем никнут в церковном саду березы, черемуховые и рябиновые кусты. На горизонте окутаннные розоватым маревом макушки холмов и вершины сукастых лиственниц... В се это до боли сердечной своя, на ве­ ки веков своя земля, милая и родная сторо­ нуш ка...» (выделено мною.— И. Ш.). Страстное лирическое вступление — ключ к пониманию авторской позиции в освещении событий, развернувшихся в большом таежном селе в августе 1919 года. Видимо, подзаголовок «Быль из времен гражданской войны в Сибири» следует понимать не только в буквальном смысле — как изображение конкретного исторического эпизода и реально участвовавших в нем лиц, выведенных в пьесе. В подтексте подзаголовка и лирическом зачине угадывается автобиографическая основа произведения. Похоже, что среди ребятишек, собравшихся на сходку вместе с крестьянами села, встревоженными нашествием белых карателей, был и сам автор. Г Примечателен и такой факт: почти все / сельские жители названы по имени, упоми- I нается и фамилия представителя подпольно- I го партийного центра, в то время как кара- ' тели безымянны и представлены просто иностранным офицером, поручиком, унтером, | солдатами, за исключением рядового Ален- кина. Память автора сохранила, очевидно, не все подробности (особенно имена незваных пришельцев) происходившего в те далекие годы, но„ смысл свершившегося, героика партизанской жизни, характеры ведущих действующих лиц переданы ярко и убедительно. Герои Г. Маркова, как правило, коренные сибиряки, люди гордые, свободолюбивые, отстаивающее свою честь и достоинство, стремящиеся к справедливости. Это обнаруживается в первой же сцене, где мужики проявляют непокорность, не желая отдавать колчаковцам последних лошадей и зерно. И хотя в своей массе все они настроены враждебно к белогвардейцам, а после поджога карателями усадьбы Хромовых уходят в тайгу партизанить, крестьянин Ваньша и особенно Арина, жена командира партизанского отряда Мирона Бугрова, не сразу преодолевают заблуждения и колебания. «Может, зря насупротив власти пошли? — сомневается Ваньша,—...не лучше ли отдать лошадок на этот раз. Может, власть после этого подобреет». «Не я ли тебе говорила, держись, Мирон, ближе к бате, к Елизару Егоповичу (сельскому старосте, кулаку.— И. Ш.), — с отчаянием упрекает Арина мужа.— Сколько бы бед миновало! И конь бы остался на дворе. Как жить будем дальше? Пойдем скорее к бате, встанем перед ним на колени...». И только выпавшие на долю Ваньши и Арины испытания помогают им преодолеть иллюзии, наивную веру в доброту кулаков и карателей, помогают им приобщиться к ленинской правде, найти свое место в лагере борющегося нгрода. Характер Арины — самый сложный и драматический в пьесе. С ее образом связан основной идейный замысел произведеьия—• перевоспитание наиболее отсталых и заблуждающихся людей деревни в горниле революционной борьбы, мотив утраченного и вновь обретенного народного доверия. Пытаясь спасти дезертировавшего из белой армии сына Тимошу, схваченного кула- ком-отцом Елизаром, Арина совершает преступление — предает организатора партизанских отрядов, члена подпольного большевистского центра Громову, в которой видит свою соперницу, сообщает иностранному офицеру о готовящемся восстании новоселов. Роковую ошибку Арина допускает в порыве слепой ревности и боязни потерять единственного сына, но она не является ни прямым, ни потенциальным врагом революции. В пьесе Г. Маркова, соотносимой тематически с героико-революционными драмами «Любовь Яровая» К. Тренева, «Разлом» Б. Лавренева и «Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова, борьба сил старого и нового мира раскрывается двупланово: как через исторические события и социальные столкновения, так и через коллизии личного характера. В ней, как и в названном цикле драм, ведущее место отводится процессу становления революционного сознания персонажей, протекающему в напряженной внутренней борьбе и в полной неожиданных превратностей обстановке. Но, пожалуй, более всего «Беспощадное лето» созвучно произведениям художественной прозы 20-х годов, запечатлевших историческую правду драматической эпохи, когда обостренность классовых схваток порождала высокую революционную требовательность к человеку и когда подчас эта требовательность проявлялась в своей противоположной сущности — в излишней суровости и даже жестокости. Вспомним командира партизанского отряда Никитина из повести Вс. Иванова «Цветные ветра», хотя и мечтавшего о перевоспитании окружавших его людей, но дейст- ствовавшего по принципу «...чтоб не рассуждать» и расстрелявшего без суда молодого, с «девичьими пухлыми губами» слесаря, допустившего просчет в изготовлении бомб. Близок ему и чекист Курбов, герой романа И. Эренбурга «Жизнь и гибель Николая Курбова», не прощающий человеческих слабостей. Он проповедует ту же мысль: «Жалеть нельзя — для дела вредно». А фединский Курт Ван (роман «Города и годы»), считающий возможным осуществить перестройку мира и людей только через войну? Да и свой приход в революцию, подобно Курбову, этот герой связывает исключительно с ненавистью, аргументи­ 164