Сибирские огни, 1967, № 12

На второй день работы съезда среди делегатов появился Ленин. Он вошел как-то неприметно, бочком, протиснулся к президиуму, пошептался о чем-то с Ногиным и стал внимательно слушать очередного оратора. Но люди уже узнали его, обрадованно зашушукались, а потом в разных местах загрохотали аплодисменты, послышались приветствия. Звон колокольчика кое-как утихомирил зал. Все ждали. И вот Ногин предоставил слово Ленину. Мечта Василия осуществилась. Он не только видел, но и слушал великого Ленина. Ему, как губернскому комиссару труда, предоставлялась возможность получить ответы на мучившие его вопросы непосредственно от вождя революции. И он получил эти ответы. Прежде всего, по Ленину следовало ему, Василию Шамшину, лично глубоко увериться в непобедимости дела революции и всячески при решении больших и малых задач прививать эту великую веру людям. А чтобы люди верили, им нужно говорить только правду, какой бы горькой она ни была, и не кормить их сладеньким кисельком будущих благ. Эта правда требовала также, чтобы он, Василий, как и иные комиссары труда, собравшиеся на данный съезд, внушили освободившимся от гнета людям, что социалистическая революция — не манна небесная, а длительная борьба и что успех ее зависит от того, насколько будет велик вклад каждого пролетария в эту борьбу. „ , „ „ „ „ „ Отныне главным для революции становится хозяйственный фронт, потому что социалистическая революция и олицетворяющая ее диктатура пролетариата это не столько подавление и принуждение, сколько убеждение, организация строительства новой жизни. Ленину снова аплодировали и могли бы аплодировать до бесконечности, но он не стал слушать выражений восторга, сказал что-то Ногину и ушел... Поезд вез Василия обратно в Сибирь. За окнами цвел май. Скорее домой, в Томск! Скорее за дело, за сотни дел, о важности которых говорил Ленин. Оторвавшись от окна, Василий сказал своему спутнику, тоже делегату съезда: — Сколько нам предстоит сделать! Дух захватывает. Одной жизни, кажется, не хватит. А ведь хочется не только все это сделать, но еще и пожить при социализме. Нет, определенно, он не переменился! Как был восторженным мечтателем, так им и остался. Хотя уже и пошел ему тридцать третий от роду. Василий смутился от собственных высоких слов, но, увидев за стеклами очков собеседника тог же взволнованный взгляд, повторил громче: — Очень хочется жить!