Сибирские огни, 1967, № 12
воногие ребятишки, немытые, непричесанные, продымленные у костров. У одной из юрт был откинут войлочный полог, заменявший дверь. Туда и пригласил гостей качинец с серьгой в правом ухе. Перешагнув порог, Ульянов и Крупская остановились, оглядывая убогое убранство жилья, в котором пахло горьким дымом, кислым мо локом и невыделанными овчинами. Впереди, над супружеским ложем, застеленным войлоком, висела икона Николая Чудотворца, потемневшая от пыли и очагового смрада. Рядом — кусок бересты с перьями филина. Вероятно, от дурного глаза. Над костром, на высокой решетке сушились в дыму тонкие плитки сыра. Слева на стенке — шомпольное ружье с длинным стволом, с деревянными сошками для упора. Тут же древ ний, видимо дедовский, лук с единственной стрелой. Справа от костра хлопотали две женщины, старая и молодая, в их длинных косах, переки нутых на грудь, позванивали медные монеты. Старуха постелила на женской половине телячью шкурку и, взяв На дежду Константиновну за руку, потянула туда. Для мужчин хозяин юрты раскинул белый войлочный коврик по другую сторону очага. Соси- патыч привычно поджал ноги калачом. Владимир Ильич, не сумев так, опустился на колени. Надежда Константиновна, поправив длинное платье, присела на корточки. Она то с любопытством оглядывалась на женщин, то через костерок посматривала на мужскую половину. Что же будет дальше? А Иван Сосипатрович, словно позабыв о них, разговари вал о чем-то со своим приятелем на его родном языке. У самой стенки стояла кад^а, по соседству с ней — высокий кожа ный мешок с раздувшимися боками. И в кадке и в мешке что-то клоко тало, бурлило. Качинец спросил деревенского гостя, чего он хотел бы выпить для начала, кумыса или айрана? —- Ишшо спрашивать! — рассмеялся тот . — Простокиша, ядрена- зелена, у нас дома есть. Кумысу душа просит! Молодая хозяйка, отгоняя мух, вынула овчинную затычку из гор ловины кожаного мешка, взболтала палкой молочную жидкость, и в пе реполненном турсуке заклокотало, забурлило еще сильнее: в юрте пове яло свежестью. Сунув руку в горловину мешка, женщина черной, как земля, пропитанной жиром, деревянной чашкой зачерпнула белого ши пучего напитка; благоговейно склонившись над костром отлила немнож ко в жертву огню и только после этого подала мужу. Он с некоторой торжественностью преподнес чашку Сосипатычу. Тот, как полагалось, отпив глоток, передал Ульянову. «Выпьет Володя?! —Надежда смотрела широко открытыми глаза ми.—А не будет ли ему с непривычки дурно?» Владимир Ильич, глядя в чашку, говорил как бы сам себе: — Пенится кумыс! Видать, умело приготовлен! — И через костер — успокаивающим тоном.—Мне, Надюша, доводилось пробовать, когда мы жили в Алакаевке. Башкиры привозили. Приятный напиток! Когда чашка была опорожнена и снова наполнена, качинец подал ее Ульянову из рук в руки. «Вторую?!— чуть не ахнула Надежда.— Без всякой передышки!» Владимир успокоил ее многозначительной улыбкой: «Теперь мы с тобой знаем ритуал качинского угощенья!» Он, пригубив, с поклоном предложил чашку чести и внимания сво ему другу, уже успевшему не раз проглотить слюну. Сосипатыч взял чашку обеими руками; выпив всё до капли, смачно обсосал усы. Дошла очередь до гостьи. Приняв чашку из рук молодой хозяйки, / 9>
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2