Сибирские огни, 1967, № 12

Лепешинский, не жалея о том, что для него тоже не оказалось ру» жья, сунул за пазуху свою неизменную тетрадь для рисования. На двух лошадях, запряженных в сани-розвальни, поехали за про­ току, где Кржижановскому и Старкову уже доводилось охотиться в на­ чале зимы. Вернулись к вечеру, привезли полтора десятка зайцев. Свежевали в кухне. Владимир Ильич снимал шкурки с той же быстротой, с какой это делала Паша в Шушенском. — Как вы наловчились! — отметил Шаповалов.— Всё умеете! — Чему только не научишься, Александр Сидорович, в деревне в долгие зимние вечера. Базиль разглаживал сырые шкурки на правилках, чтобы потом про­ дать меховщику. В печи уже пылали дрова. Женщины у шестка сдабривали тушки шпигом и укладывали в чугунные жаровни. Вскоре все комнаты второго этажа брагинского дома наполнились вкусным запахом жареной зайчатины. В ожидании ужина Лепешинский показывал новые карикатуры. На одном листе хохочущий заяц, встав столбиком, машет лапкой Зинаиде Павловне, на другом — Курнатовский, длинный, как Дон-Кихот, стре­ ляет в охотничьей запальчивости: три заряда дроби летят вдогонку зай­ цу, который вот-вот скроется за пригорком. — Почему же — три?! — звонко рассмеялась Антонина.— Из двух стволов! — А вы послушайте его охотничьи побасенки,— ответил худож­ ник.—У него расчудесная двустволка: всегда стреляет по три раза! После шумного ужина опять пели под гитару, на этот раз — «Реве­ ла буря, дождь шумел» и «Белеет парус одинокий». Старкову показалось, что шушенский друг подпевает вяло, без обычного для него искрометного задора, и он, моргнув ему, опять затя­ нул из оперы «Аскольдова могила»: «Гой ты, Днепр, ты мой широкий, лейся быстрою волной». Владимир, встрепенувшись, подхватил громче всех. Ему вспомни­ лись давние вечера в родном симбирском доме, вспомнилась мать, скло­ нившаяся над клавиатурой старенького пианино. Пели и волжские, и питерские фабричные, и сибирские каторжан? ские песни. А ближе к полночи, когда уже весь Минусинск с его наглухо закрытыми ставнями деревянных домишек погрузился в сон, в полголо­ са зазвучала призывная: Смело, друзья, не теряйте Бодрость в неравном бою... . И прибойной волной взлетел ухарски-громкий голос Зины: Если ж погибнуть придется В тюрьмах и шахтах сырых.., Глеб, по-регентски помахивая рукой, старался приглушить припев, но песня рвалась на простор: Дело всегда отзовется На поколеньях живых, 106