Сибирские огни, 1967, № 11
этого-то я от вас не ожидал! Сколько мы разговаривали на охоте! Ян Лукич помнит... — Опять вы про политику! — упрекнула Елизавета Васильевна, Лучше бы налил еще... — Хорошо, хорошо, налью, но вы послушайте. Надя! Тэкля Рохов- на! Оскар Александрович и волостной писарь, оказывается, единомыш ленники! Не верите? Сейчас убедитесь.— К уголкам глаз Владимира Ильича сбежались строгие лучики морщинок.— А нуте-ка выкладывайте все начистоту. — Просто мы... Разговариваль вчера...— замялся Энгберг, и лицо его стало красней зари, предвещающей непогоду.— Писарь говориль... Я соглашалься... Можно без революция. Надежда всплеснула руками, Ян Лукич шумно выдохнул, а у Вла димира Ильича, сумевшего сдержаться, заиграла в глазах лукавинка: — Это как же без революции? — Договориться мало... Немножка... Другой день еще немножка... Все лютче и лютче... — Ах, вот как! Договориться с буржуазией? Договориться с поме щиками? Постыдить их маленько, и все в жизни переменится. Так? А го родовые? А жандармы? А генералы? С ними как? Вдруг они волостно го писаря не побоятся и начнут стрелять, а? На нешироком светлом лбу Энгберга кожа сдвинулась в тяжелые складки, и он напряженно шевелил пальцами рук, стараясь вникнуть в малознакомые русские слова. — Не знаете? Ну, а если вам с вашим умником писарем войти в клетку льва да постыдить его? Или тигра? На выбор. — Тигра есть зверь. — И наш классовый враг тоже безжалостен, как хищник. А то, что вы нам здесь рассказали, дорогой мой Оскар Александрович, старая песня.— Владимир Ильич положил руку на плечо Энгберга и заглянул в глаза.— Очень старая. Петая-перепетая. И никому, кроме наших про тивников, теперь ненужная. — Есть ещэ една россыйска пословица,— снова вступил в разговор Проминский.— Не давай пальца в уста... —• Верно! — подхватил Ульянов.— Не клади писарю пальца в рот — откусит. С ним надо ухо держать востро. Но мы еще успеем пого ворить обо всем. Вы хотели учиться русскому языку. Вот вам учитель ница. Ты согласна, Надя? — Да я хоть завтра же! — Отлично! Ну, а где язык, там и политика! У Надежды Констан тиновны это получается. — Володя! -— Я говорю правду. За Невской заставой рабочие хвалили тебя за это, называли своей. Я сам слышал. После ужина Проминские, поблагодарив за подарки, пригласили всех к себе в гости. Энгберг, увидев свою корзину с ювелирным инст рументом, обрадовался, как ребенок. А потом стал извиняться за дав нюю неосмотрительную просьбу: этакую тяжесть пришлось женщинам везти из Питера! Тут же — два пуда! И чем он сможет отплатить за любезность? — А с близкими людьми счетов не ведут,— ответила Надежда. Расставались за воротами. Проминский сразу запалил свою трубку, Владимир Ильич, пожимая руки друзьям, сказал: 20
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2