Сибирские огни, 1967, № 11

отзывался на все более или менее значи­ тельные события в жизни партизанской армии. Он писал о женщинах-партвзанках и о реакционно настроенном учительстве, вставшем на сторону Колчака, о сборах сибирского мужика в партизанскую армию и павших героях. Вот начало одного из его «партизанских» стихов: Услышав вольный голос рога. Мужик тотчас бросает плуг И собирается в дорогу: — В тайгу! Бить трона верных слуг. Мать починяет однорядку. Жена тащит пятизарядку, Сын — кабаргинскую доху, А сам наспех седло латает, На ноги бродни обувает... Часы невидимо бегут. Мятежник, наскоро прощаясь Со всеми, высказал жене: — Не плачь, Федора, обо мне! Коль не убьют, так жив останусь. Убьют — вон Тишка подрастет,— И в горы конь его несет1. Перу Т. Рагозина принадлежит и свое­ образный партизанский реквием — взвол­ нованное лирическое стихотворение, посвя­ щенное памяти партизан, погибших в ту­ винских нагорьях. Вблизи Кызыла, столи­ цы нынешней Тувы, на высоком берегу 1Енисея, покоятся в братской могиле пар­ тизаны, павшие летом девятнадцатого года в боях за Белоцарск с карательным отря­ дом атамана Бологова. В виде эпитафии на могиле были начертаны стихи Т. Раго­ зина, ставшие вскоре партизанской песней: За Саянским хребтом, в Урянхайском краю, За Советскую власть пали братья в бою. Ни свечей восковых, ни парчи, ни попов. Ни рыданий, ни слез не видать у гробов. Не видать и ни жен, ни сестер, ни детей, Ни отцов-стариков, ни старух-матерей. Все тут братья и дети семьи трудовой, И все спаяны волей борьбы лишь одной. ...Речь борьбы, как огонь, с тех курганов лилась. Да знамена над прахом висели, склонясь. Да лишь эхом прошел троекратный салют. Спите, павшие с честью за Волю и Труд2. Революция и гражданская война окон­ чательно определили позиции представите­ лей художественной интеллигенции, вызва­ ли размежевание в ее рядах. Покровы бы- |ли сорваны, страсти обнажены. Одни от­ крыто ушли в контрреволюцию, чтобы ве- |рой и правдой служить ей, другие связали Iсвою судьбу с судьбой народа и родины, ' третьи — оказались на распутье. В бело­ гвардейской прессе стали сотрудничать ом­ ские поэты Георгий Вяткин, Юрий Сопов и некоторые другие литераторы как стар- ! шего, так и младшего поколений. Для мно- Iих из них, особенно для талантливой мо­ лодежи, этот союз с черными силами реак­ ции окончился трагически. Бессмысленно и нелепо погиб одаренный юноша Ю. Сопов, без суда и следствия был зверски убит подручными Колчака талантливый прозаик А. Новоселов, чьи произведения высоко це­ нил М. Горький. 1 Цит. по статье В. Итина «О поэтах». В сб. «Художественная литература в Сибири». Новосибирск, 1927, стр. 63. 2 Цит. по книге: Т. Рагозин. Партизаны Степного Баджея (записки участника). М., 1926. Трагически сложилась судьба и Георгии Маслова, молодого поэта и ученого-пуш- киниста, бежавшего из революционного Петрограда в охваченную огнем граждан­ ской войны Сибирь, чтобы преждевремен­ но погибнуть там. Г. Маслов как будто предчувствовал свою скорую гибель. Пос­ ледние стихи его проникнуты горечью _ и безнадежностью, чувством близкого конца, В г"посвящении~к поэме «Аврора», датиро­ ванном 10 сентября 1919 года, он пишет: Разыщут ли Вас эти строки В краю изгнания и разлук, В Чите или Владивостоке, Мой грустный, мой прекрасный друг? Пронесся вихрь, мечтанья руша, Расстаться было суждено, И не сольются наши души В неизъяснимое одно1. Этот пронесшийся вихрь поверг в пол­ ное смятенье юношу, влюбленного до гал­ люцинаций в пушкинскую эпоху, жившего, по словам Ю. Тынянова, «почти реально в Петербурге 20-х годов» прошлого столетия и плохо разбиравшегося в том, что же все- таки произошло в России в первой четвер­ ти нового века. Всеволод Иванов, рассказывая о лите­ ратурном Омске времен колчаковщины, вспоминает: «Поэтов вообще было много. Петербуржец Георгий Маслов I сражал нас тонким своим классицизмом. Он читал нам отрывки своей поэмы «Аврора»2. Героиней этой изысканно-утонченной и несколько холодноватой поэмы Г. Маслов сделал известную красавицу пушкинской поры Аврору Карловну Шёрнваль.~Он де­ монстративно обращался в своей поэзии к теням далекого прошлого, ища в них спа­ сения от взбудораженного настоящего. Бо­ лее того, само это настоящее, от которого не так-то легко было отмахнуться, прелом­ лялось в сознании поэта сквозь •призму ассоциаций, навеянных тем же прошлым. Современность представлялась ему пред­ смертным пиром во время чумы. В его со­ знании возникал образ пушкинского Валь- сингама, зовущего «восславить царствие чумы». В омских поэтических кабачках он декламировал стихи, полные чувства обре­ ченности и смертельной тоски. Пора стряхнуть с души усталой Тоски и страха тяжкий груз. Когда страна изгнанья стала Приютом благородных муч. Здесь вечно полон скифский кубок. Поэтов, словно певчих птиц, А сколько шелестящих юбок. Изящных талий, тонких лиц! От мира затворясь упрямо, Как от чудовищной зимы. Трагичный вызов Вальсингама, Целуясь, повторяем мы. А завтра тот, кто был так молод. Так дружно славим и любим, Штыком отточенным проколот. Свой мозг оставит мостовым3 1 Георгий М а с л о в . Азрора. Поэма. Всту­ пительная статья Ю. Тынянова. Петербург, 1922, стр. 17. 2 В с. И в а н о в . Собр. соч. в 8 тт„ ГИХЛ. М.. 1958. т. 1 стр. 22. 3 Цит. по статье В. Итьна «Поэты и крити­ ки. «Сибирские огни», 1927, № 2 , стр. 207. 173