Сибирские огни, 1967, № 11
Скоро сядет солнце... Не пойти ли обратно? Иначе темнота заста-- нет за селом... Нет, нет. Она не может повернуть назад. Не успокоится, пока не увидит Володю, не узнает новости... Вот уже видны ворота поскотины. Возле них — убогий шалашик* сложенный из пластов дерна. Там курится костерок. У огня сидит сто рож, старый бобыль Вавилушка. Там и в сумерки можно подождать... Ушли коровы и овцы по домам. Опустел выгон. И погрустнели цве ты пикульки, стали темными-темными. От заката багровели лужицы на ухабах. А Надя по-прежнему шла по обочине дороги, вспоминала недели, проведенные здесь. 2 ... Лишь первые дни после приезда в Шушенское прошли без тре вог и волнений. Перед обедом Елизавета Васильевна, еще непривыкшая к разгово ру с будущим зятем, сбивчиво напомнила: — Владимир Ильич, вы... Ой, что я... Ты, Володя, обещал показать окрестности. — Да, да. Я готов. Хотите к Енисею? Оттуда великолепный вид на Саяны. Говорят, нам повезло: здесь, как бы то ни было, все же юг. На верткой лодке-долбленке Владимир Ильич поочередно перевез Крупских через ленивую, полусонную Шушенку, и все трое пошли по ровному лугу, усыпанному озерками. Впереди серебрился Енисей, разметавшийся на несколько проток. Слева вдалеке зеленая равнина постепенно уступала место мохнатым холмам. За ними сверкали острыми гранями снежные шпили. Полюбовавшись Саянами, стали рвать в мочажинке молодой ща вель, и Елизавета Васильевна спросила, любит ли Володя весенние щи. Он улыбнулся, как бы извиняясь за неточный ответ: — Знаете, не отдавал предпочтения. Кажется, нравились. В давние годы, когда еще был жив отец. Мама их называла зелеными. И в каж дую тарелку клала половинку яйца. — И ложку сметаны. — Верно. Отец очень любил со сметаной. Ну, а мне здесь больше всего понравились «политические калачи». — «Политические»?! Никогда не слыхала. И даже странно: калачи с политикой! — Есть такие! Федоровна печет. — Это кто же? — спросила Надя.— Ты не писал о ней. — Разве не писал? Значит, запамятовал. А был уверен, что ты, На- дюша, знаешь по моим письмам. Это жена одного крестьянина, с ко торым я хожу на охоту. — Сосипатыча? О нем Наденька читала мне в твоих письмах. — Да. Елена Федоровна Ермолаева. А зовут ее все просто Федо ровной. И еще — Сосипатихой. Я познакомлю вас. И она напечет... — Этих странных калачей?! Но почему же все-таки «политические»? Наверно, твердые, как камень? — Наоборот, мягкие. Только корочка похрустывает на зубах. Из запекшейся сметаны. А названье произошло просто: нам с Оскаром Энг- бергом, по местной терминологии «политикам», калачи пришлись по вкусу, ну и прилепилось слово. 15
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2