Сибирские огни, 1967, № 11
исчезла, открыв голое серое небо. Корма взлетела вверх, и обнажив« шийся винт парохода заревел в воздухе, как самолетный пропеллер. А стена уже встала над носом, и по палубе прокатилась вода, захле стнув Маяковскому ботинки. Одно только небо, одна только вода, опять небо, опять вода,— от этого чередования мутилось в глазах и голова была налита тяжелой водой. Даже в океане не встречал Маяковский такого шторма. Откуда он взялся?! Кое-кто из пассажиров тоже встревоженно вылез на палубу, неко торые были закутаны в одеяла. Появился Горожанин, подтянутый, строгий. Щурясь от брызг и ветра, крикнул: — Что происходит? — Черноморско-атлантический океан разбушевался всерьез! — от ветил Маяковский и, напрягши голос, с видом завзятого морехода крик нул пробегавшему мимо матросу: — Сколько баллов? Мокрый матрос взбирался по палубе, как в гору, потом побежал, как с горы, и прокричал на ходу: — Девять! Прошу всех по каютам! Смоет! Весь день грохотал шторм. Лавут пытался спать, привязавшись к койке ремнями. Наташа совсем плохо чувствовала себя, и Маяковский, хватаясь за стены, бродил в буфет за лимонами. В Новороссийск приплыли с опозданием на сутки. Первое, что уви дели при входе в Цемесскую бухту, был сидящий на мели пароход «Труженик моря» — он пытался во время шторма войти в гавань. Уже на берегу узнали, что морские переживания были лишь отго лоском восьмибалльного землетрясения в Крыму, с жертвами и разру шенными домами. — Везет же людям! — бодро воскликнул Маяковский, адресуясь бледно улыбающейся Наташе.— И с земли удрали, и на мель не сели. Благополучно проболтались посередке моря! Глаза у него были красные от бессонницы. Тремя поездами, описав сложную кривую через Тихорецкую и Ми неральные Воды, добрались до подножия Машука, до лермонтовского города Пятигорска. Маяковский не хотел отдыхать, не умел отдыхать, и отправился на выступление в Лермонтовскую галерею. Ему казалось, что неисчерпае мы его силы и запасы голоса, но организм сам поднимал бунт и выклю чался, протестуя против насилия. _ В тот же вечер Маяковский слег с температурой и насморком. Это всегда приходило нежданно-негаданно, как недавний океанский шторм на Черном море. Он лежал с пересохшим горлом, со слабым голосом, и теперь Наташа подавала ему всякое освежающее питье. Четыре дня болел он своим неотвязным гриппом, а Лавут отменял выступления в Кисловодске, Железноводске, Ессентуках. Едва подняв шись с постели, Маяковский все же выступил в Ессентуках и Кисловод ске. Но таким слабоватым был голос, что однажды он услышал небы валое требование из задних рядов: — Громче! Он пошутил через силу: — Громче не могу — всех сдую. Наконец, вчетвером сели в прямой поезд Кисловодск — Москва, ко« торый шел через Харьков. На другое утро Горожанин, вернувшись из умывальника с полотен цем через плечо, сказал: — В нашем вагоне едет Подвойский! Вон он стоит в коридоре у окна. 137
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2