Сибирские огни, 1967, № 11

На улицах Харцызска господствовала пыль двух цветов — черная угольная и белая известковая, впрочем, в смешении она становилась обыкновенной серой. Пока ждали поезда на Харьков, стесняясь потных разводьев на пыльных лицах, прибыл скорый Москва — Сочи. И в зеркальном стекле желтого вагона мелькнул арлекинский профиль Мейерхольда. Это было очень театрально: чистенький поезд, овеянный морским ветром Крыма, на маленькой степной станции, исполосованной двуцвет­ ной пылью,— и загорелый Всеволод в светлых брюках, в белых туфлях. Скорый презрительно постоял три минуты, только и успели друзья поздороваться, да уже с подножки успел грозно спросить Всеволод: — Володя, где пьеса? Хорошо, что вагоны двинулись и проводник заслонил Мейерхоль­ да _ можно было отделаться неопределенным обнадеживающим жестом. В международном вагоне харьковского поезда оказалось как раз три свободных места. Маяковский ввалился в купе и, с отвращением сдирая пропыленную рубаху, сказал: — Трудно поверить. Роскошная жизнь! Зеркала! Сто лет не видел зеркал! В Харькове Маяковский пожил еще сутки, чтобы закончить очеред­ ную главу. Из поездки по Донбасской земле он выволок кучу самых противоположных впечатлений. Шахтеры, до двенадцати ночи ждущие поэта,— и бандиты на ночных дорогах. Светлые нимбы над коксовыми печами — и пропыленные городки. Насилие над техникой — и новенькие локомотивы Луганска. Из этих фактов можно делать любые выводы. Можно мусор в недостроенном здании считать признаком запустения. Мелочи и недостатки всегда доступней для восприятия, ибо они на виду, они в быту. Как не заметишь пыль, если она запорашивает глаза? По­ стичь достижения всегда трудней, потому что, во-первых, они восприни­ маются как должное, а, во-вторых, Днепрострой или Турксиб прями­ ком не влияют на быт московского или харьковского обывателя... «Луч­ ше бы мне зарплату прибавили, чем транжирить эти деньги на какие-то рельсы у каких-то киргизов»,— шепчет сам себе под нос обыватель... Чтобы увидеть достижения, нужно понимать тенденцию эпохи, а не­ достатки видны без тенденции. Удар последних месяцев надломил психологию нэпа, и стало ясно, что никакого отступления от революции нет. Когда пришла необходи­ мость, вся страна враз мобилизовалась революционно, вся страна рабо­ тает гак, как никогда не работала. Через сутки, наконец, он вырвался в Крым. Кирсанов пришел про­ водить к поезду и смотрел такими восторженными и грустными глаза­ ми, что очень хотелось снова погладить его по вихрастой голове. Но стеснялся Маяковский лирических жестов, это он мог сделать только публично, когда истинное отношение можно скрыть за внешней шутли­ востью. В вагоне долго еще вспоминал он этот взгляд, и не хватало ему Сёмы Кирсанова. И теперь, когда Сёмы не было рядом, этот взгляд, которым проводил Маяковского Харьков, совмещался с другим взгля­ дом, которым проводила его Москва. Они были похожи, эти взгляды — юношеский и женский. И не хватало ему этих взглядов... Тринадцатого августа Наташа будет искать отпускной перемены мест... Маяковский сам поразился, что запомнил это число. В каком закоулке мозга — или сердца — зафиксировалось оно само собой, чтобы вспомниться вдруг в пассажирском поезде Харьков — Симферополь?.. Лавут уже имел опыт общения с работающим Маяковским. Этот 130