Сибирские огни, 1967, № 11

вы.— Пришли бы лучше помочь. Вот слушайте: «Ваши вирши мени ду- же подобаються й завжи мене цикавылы, але було б гаразд, колы б вы их переклады на украинську мову, воны сталы б яскравить та заучить, чи знаетэ ли вы украинську мову?» — Подняв подобревшее лицо, ска­ зал :— Знаю, у мене дид був сечевик. Записки белели по залу, плыли из рук в руки и летели на эстраду, как трассирующие пули, а в ответ летели слова — то веселые, то злые, то шутливые, то серьезные. — «Почему вы ездили за границу в первом классе?» — Чтобы та­ кие, как вы, завидовали. Девичий голос крикнул по-русски, но с нежным украинским акцен­ том, с которым даже резкость как-то смягчается: — Товарищ Маяковский, бросьте отвечать на глупые записки. На это жаль времени. — По существу, правильно,— согласился Маяковский.— Но, к со­ жалению, приходится отвечать и проучать. Он давно уже заметил на таких вечерах, что спервоначала ярую активность всегда развивают недоброжелатели, от них сыплются запис­ ки и реплики, так что можно подумать, что только они и собрались, А настоящие голоса раздаются позже, когда осточертеет всем демагоги­ ческий звон. Шагая вдоль края эстрады, он читал про себя очередную записку, и рот его раздвигался в улыбке. Поторапливать его уже не решались, — А это стихи: «Поэт Владимир Маяковский. Открой нам правду, почему ты здесь прочел нам стихи в рифму, а в газете пишешь какую- то мифу, там всегда неразбериха, и ни одного нет рифмой акростиха, тогда как для любителя читать можно такой работой душу измотать». Зал грохотал от хохота, и Маяковский смеялся вместе со всеми. — А вот это серьезней, хотя смысл тот же: «Уверены ли вы, что ва­ ше творчество доступно массе?» — Маяковский сунул записку в карман, наклонился на миг с эстрады, поближе к спрашивавшим.— Не всем до­ ступно, не все привыкли к стихам. Но с ростом культуры, лет через пят­ надцать, стихи будут доступны всем. Поэзия, конечно, должна быть по­ нятна, но и читатель должен быть понятлив. Отвечать пришлось еще долго, и Маяковский маленько схитрил: одну записку, пришедшую не последней, он оставил на конец и прочитал добрым, мягко рокочущим голосом: — «А вы, товарищ Маяковский, не огорчайтесь тем, что некоторые говорят о вашей грубости и непонятности стихов. Если только вчитать­ с я— всё понятно и хорошо, ваши стихи лучше, когда их читаешь в кни­ ге, тогда вы человечней и ближе. Комсомолка». Он развел руками и молча поклонился неизвестной комсомолке, ко­ торая сидит в этом зале и примет его поклон, и ей будет приятно. Но все же он не выдержал, сказал после поклона: — Это правильно, надо просто понять, что читаешь. И тогда все равно — вслух или про себя. Что же касается грубости, то таковая бы­ вает, главным образом, ответной... Больше записок нет. Если не возра­ жаете, на прощанье прочитаю «пару-другую»... Выходя с эстрады, Маяковский сказал: — Помните, Семец, в стране революции в конечном итоге побеж­ дает не косность, а новые революционные веши. Но глотку, хватку и энергию иметь надо! На другой день харьковская газета «Пролетарий» писала: «Его огромное поэтическое дарование сделало шаг вперед». А газета «Вечер­ нее радио» не удержалась от упрека: «Можно спорить с Маяковским, не 126